"История пропавшего в 2012 году и найденного год спустя самолета "Ан-2", а также таинственные сигналы с него, оказавшиеся обычными помехами, дали мне толчок к сочинению этого романа, и глупо было бы от этого открещиваться. Некоторые из первых читателей заметили, что в "Сигналах" прослеживается сходство с моим первым романом "Оправдание". Очень может быть, поскольку герои обеих книг идут не зная куда, чтобы обрести не пойми что. Такой сюжет предоставляет наилучшие возможности для своеобразной инвентаризации страны, которую, кажется, не зазорно проводить раз в 15 лет".
Дмитрий Быков
Дмитрий Быков
Сигналы
Мы считали, что нашли обыкновенный Термитник, только кремового цвета и похожий на зонтик, но вышло, что он никакой не Термитник, а хозяин большого и богатого рынка. Дорога была чистая - ни единого следа, и постепенно мы стали догадываться, в чем дело: дорога-то вела в Безвозвратный Город, и живые существа по ней не ходили, потому что если кто-нибудь попадал в этот город, то обратно он уже никогда не возвращался: там жили дикие и злобные существа. Мы шли на юг до четырех часов дня, но дорога по-прежнему оставалась пустой, и тогда нам стало совершенно ясно, что она ведет в Безвозвратный Город.
И вдруг мы глянули и увидели себя, и сначала удивились, но потом успокоились: поняли, что смотрим на свои изображения - они были точь-в-точь похожи на нас, только белые, и тут мы опять удивились: мы не могли догадаться, откуда они взялись, и подумали, что Взгляд, который фокусировал, был никакой не Взгляд, а обычный фотограф, и он снял нас. Но точно мы этого не знали.
Амос Тутуола.
Путешествие в город мертвых
Глава первая
Союз пяти
1
Вышло это так: в час ночи, любимое свое время, когда еще не тяжелеет голова, он сидел у себя в гараже, где была оборудована отличная любительская радиостанция с японской комплектацией, с позывным R9C8WN, где R обозначала Россию, 9 - Свердловскую область, 8W - город Пышва, а что обозначала N, вам пока знать не надо.
В час ночи на частоте 145,17, которая на его памяти сроду не использовалась, он услышал громкий и трагический женский голос, сказавший ему:
Отец, молись за меня.
Радиопоиском Савельев занимался ровно полжизни и к тридцати годам был перворазрядником с перспективой кандидатства, со второй категорией и десятком грамот. В обычной жизни он работал ортопедом и профессию эту не любил, потому что приходилось иметь дело с людьми. Если бы можно было исцелять без личного контакта, по перечню жалоб, анализу и снимку - ему бы не было цены, и работа была бы ровно по нему; но иметь дело с людьми, их страхами и запахами (чем сильней страх, тем хуже запах) Савельев не хотел. Именно поэтому он до сих пор не женился, а случайные связи у него длились недолго. Специалистом он считался хорошим, поскольку чем меньше и жестче врач разговаривает, тем больше его чтут, - но перебираться из Пышвы хотя бы в Екатеринбург не собирался. Зачем, когда в гараже к его услугам был весь мир, причем в лучшем виде? Этот мир был лишен запаха, плоти, унизительной физиологии - он уже перешел в высшую форму существования, чем все мы когда-нибудь кончим, как позитивы, негативы и кассеты закончились цифрой. Высшая цель человечества - перевод себя в информацию; Савельев это знал, но никому не рассказывал.
В России порядка 50 тысяч настоящих радиолюбителей, дело это тонкое и требующее глубокой нелюбви к тому, что обычно называют жизнью. Радиолюбитель - человек без быта и сам в некотором смысле волна. У Савельева были друзья в Таиланде, Мексике, Японии и даже один друг в России, со странным позывным, относительно которого просил не расспрашивать: как известно, в региональной русской номенклатуре нет пятерки, но у этого странного собеседника почему-то была. Наверное, что-нибудь секретное. Личные тайны не волновали Савельева, поскольку он любил загадки высшего порядка: аномальные зоны, таинственные исчезновения туристических групп и одиноких странников, порталы в соседние миры.
В освоении всякой науки есть три уровня: неофита интересуют тайны, профессионал знает, что никаких тайн нет и у всего на свете есть материалистическое объяснение, а специалист понимает, что за всеми материалистическими объяснениями стоит тайна превыше людского понимания. Лучше всего эту аналогию понимают водители. Начинающий водитель понятия не имеет, как машина ездит, и в случае неполадки в лучшем случае подкачивает колеса, а в худшем очищает пепельницу; профессионал может разобрать свой автомобиль до последнего винтика и даже, случается, собрать обратно, - ас знает про машину все и все-таки не понимает, почему она ездит. Савельев был ас.
Отец, молись за меня.
Это явно не был фрагмент милицейских переговоров, прослушиванием которых Савельев баловался еще в девятом классе, и уж тем более не диалоги "Скорых". "Летуны", как называют отряд рисковых радиолюбителей, ловящих переговоры летчиков с диспетчерами, работают преимущественно в диапазоне от 117 до 136. Мобильной связью тут тоже не пахло. Это было черт знает что такое. Савельев насторожился, включил запись и стал настраиваться. Через три минуты та же частота сказала сиплым мужским баритоном:
Повторяю: колхоз имени (захлеб, бульканье). Семьдесят километров от Перова. Приходите, поздно будет. Повторяю: поздно!
Голос заглушили помехи, и, как Савельев ни вслушивался, ничего, кроме шума и треска, слышно не было еще долго. Потом сквозь шум снова прорвался голос, но прежний или другой, Савельев не понял. Говоривший не представился, не назвал позывного. Голос прокричал:
Р-восемнадцать больше нет! Л-двадцать пять стыкуется с Б-десять. Р-восемнадцать нет. Нужны кашки, без кашек все пропало.
И все действительно пропало, утонуло в помехах.
Р-18 - сталь для режущих инструментов, у кого-то она закончилась, что ли? Но почему в эфире? А Л-25? Что-то знакомое… Модель танка? Или самолета? Но с кем они стыкуются? Савельев понял только, что неведомые кашки вряд ли были едой. Но ассоциации заработали, захотелось есть. Приемник молчал, и Савельев уже полез было на полку за консервами, как вдруг услышал еще один голос, явно принадлежавший человеку немолодому. Медленно, разделяя слова, голос произнес:
Земля. Медведь. Человек. Быстро. Асимптота. Корабль. Бог. Котлета.
Затем то же самое повторилось по-английски. Это напоминало шифр или бред. Первый вариант был лучше, конечно, но в эфире нередко встречался и второй - Савельев чего только не наслушался за годы. Теперь вообще эфир был уже не тот, любой школьник мог купить AOR-3000 и творить на волнах что угодно. Малолетние хулиганы, откровенное хамье, психи всех мастей… Однажды Савельев даже подслушал переговоры домушников - через мат-перемат взломщики договаривались с теми, кто стоял на стреме.
Но говоривший не шутил, это было слышно. Савельев закурил и, продолжая вслушиваться в замолчавшую опять частоту, стал крутить в голове бессвязные слова. Он выписал их в аппаратный журнал, но без ключа шифр оставался бредом. Можно еще было объединить землю и медведя, но Бог и котлета? Савельев так погрузился в раздумья, что вздрогнул, когда приемник снова заговорил. Мужской голос доложил быстро и нервно:
Самолет упал. Пилот мертв. Второй мертв. Еще двое ушли, не знаю, живы ли. Медведи вокруг. Атаман сказал, патронов больше не будет. Он видел, знает, он подтвердит. Охотники ушли за теми двумя. Пилот мертв. Ищите нас…
- …люции! Семьдесят…
И смолк уже окончательно. Савельев еще послушал, но все зря. Тем не менее переключаться не хотелось - словно уходом с частоты он отнимал у бедствующих последний шанс. Сна не было ни в одном глазу. Самолет - очевидно, несчастный "Ан-2", два месяца назад вылетевший из Перовского аэропорта (аэропорт - одно название, раздолбанная полоса, пыльная крапива в асфальтовых трещинах, три с половиной машины в дырявом ангаре), вез каких-то местных чиновников, что ли, в отдаленные уголки на политпросветительскую работу - да так и пропал с концами. Тогда его поискали-поискали, ничего не нашли, как сквозь землю провалился, и к сентябрю почти забыли. Савельев, правда, не забыл, но у него была своя причина.
Приемник все равно молчал, так что Савельев отключил запись и прослушал все подряд, подробно несколько раз прокрутив неразборчивые куски - но они и остались неразборчивыми. Он задумался. Пилот мертв, сказал последний голос. Еще двое, скорее всего, тоже. Что за атаман? Сколько там вообще народу было? Савельев не помнил. А что такое тогда "Р-18" и "кашки"? Ясно одно - люди живы, и людей надо спасать.
Рассмотрение педагогических взглядов Н. И. Пирогова следует начать со статьи “Вопросы жизни” опубликованной им в 1856 году. Это была первая педагогическая работа Пирогова. Благодаря ей имя Пирогова стало широко известным и обратило на себя внимание общественности передовыми идеями об общечеловеческом воспитании.
В статье “Вопросы жизни” (впрочем, как и в других своих педагогических сочинениях) Н.И. Пирогов резко выступил против сословной школы и ранней утилитарно-профессиональной выучки, которую стремилось ввести царское правительство за счет снижения уровня общего образования молодежи. Он противопоставил официальному курсу образования идею общечеловеческого воспитания, которое должно подготовить к общественной жизни высоконравственного человека с широким умственным кругозором.
Свою статью Пирогов начинает с исторической справки о поисках выдающимися мыслителями древней Греции ответов на вопросы о назначении человека в общественной жизни, о смысле человеческой жизни. Из этой справки выясняется, что речь идет о вопросах общественной жизни, о жизни человека в обществе, об его взаимоотношениях с другими людьми, о неизбежности для каждого из нас разрешения вопроса о нашем личном отношении к общественным потребностям и обязанностям.
“В чем состоит цель нашей жизни? каково наше значение? к чему мы призваны? чего должны искать мы? Таковы первые вопросы жизни, выдвигаемые Пироговым в его статье. В самостоятельном решении этих вопросов заинтересованы и общество с его господствующим направлением, и каждая отдельная личность. С этим трудно не согласиться. Казалось бы, рассуждает далее Пирогов, что на поставленные вопросы о цели и назначении нашей жизни члены христианского общества получат ответы в процессе воспитания в семье и в школе, и таким образом подготовлены к осуществлению христианской морали в общественной и личной жизни. Но в действительности такого господства христианской морали не наблюдается. В противоположность христианским основам воспитания, полученным в школе, во всех проявлениях общественной жизни господствует “резко выраженное материальное, почти торговое стремление.
Что же остается делать при таких обстоятельствах? - вот естественно возникающий вопрос. Остается глубже взглянуть в существо окружающей жизни. С исключительным мастерством излагает Пирогов “философию” восьми мелких общественных групп.
Взглядов, которым следуют эти толпы, наберется до десяти, а может быть, и более.
Первый взгляд - очень простой и привлекательный. Не размышляйте, не толкуйте о том, что необъяснимо. Это по малой мере лишь потеря одного времени. Можно, думая, потерять и аппетит, и сон. Время же нужно для трудов и наслаждений. Аппетит - для наслаждений и трудов. Сон - опять для трудов и наслаждений. Труды и наслаждение - для счастья.
Второй взгляд - высокий. Учитесь, читайте, размышляйте и извлекайте из всего самое полезное. Когда ум ваш просветлеет, вы узнаете, кто вы и что вы. Вы поймете все, что кажется необъяснимым для черни. Поумнев, поверьте, вы будете действовать как нельзя лучше. Тогда предоставьте только выбор вашему уму, и вы никогда не сделаете промаха.
Третий взгляд - старообрядческий. Соблюдайте самым точным образом все обряды и поверья. Читайте только благочестивые книги, но в смысл не вникайте. Это главное для спокойствия души. Затем, не размышляя, живите так, как живется.
Четвертый взгляд - практический. Трудясь, исполняйте ваши служебные обязанности, собирая копейку на черный день. В сомнительных случаях, если одна обязанность противоречит другой, избирайте то, что вам выгоднее или, по крайней мере, что для вас менее вредно. Впрочем, предоставляйте каждому спасаться на свой лад. Об убеждениях, точно так же как и о вкусах, не спорьте и не хлопочите. С полным карманом можно жить и без убеждений.
Своим изложением “философии” жизни восьми мелких общественных групп Пирогов сформулировал господствовавшие в русском, так называемом образованном обществе язвы и пороки, служившие предметом изображения и в нашей могучей, исключительной по своим моральным тенденциям художественной литературе XIX в.
Разоблачая пошлость, господствующую в привилегированном обществе, Пирогов вместе с тем показал бессилие школы и воспитания его времени в деле преобразования общества на каких бы то ни было разумных началах. А если так, то возникал следующий серьезный вопрос о смысле и назначении всей системы воспитания и образования. Очевидно, школа и воспитание ни в какой мере не вели к усовершенствованию общественной жизни на нравственных основах.
“Существует, - пишет Пирогов только три возможности вывести человечество из ложного и опасного положения:1Или согласить нравственно-религиозные основы воспитания с настоящим направлением общества.2Или переменить направление общества.3Или , наконец, приготовить нас воспитанием к внутренней борьбе, неминуемой и роковой, доставив нам все способы и всю энергию выдерживать неравный бой”.
Пойти первым путем, рассуждает далее Пирогов, это значило бы “искажать то, что нам осталось на земле Святого, Чистого и Великого...” “Изменить направление общества есть дело промысла и времени”. Остается третий путь, т. е “приготовить нас воспитанием к внутренней борьбе..., доставив нам все способы и всю энергию выдерживать неравный бой”. Приготовить нас с юных лет к этой борьбе, значит именно “сделать нас людьми, т. е. тем, чего не достигнет ни одна ваша реальная школа в мире, заботясь сделать из нас, с самого нашего детства, негоциантов, солдат, моряков, духовных пастырей или юристов”.
В этом рассуждении выясняется основная общественно-педагогическая позиция Пирогова.
Подводя итог под вышесказанным, можно сделать, что наивысшая общественно-историческая заслуга Пирогова заключалась уже в том, что он раскрыл и назвал своим именем “торговое ” направление жизни, показал его противоречие со всем, что еще осталось в жизни “святого”, раскрыл разлагающее влияние “меркантильного направления” на подрастающее поколение и поставил на очередь дня вопрос о том, что же можно сделать путем воспитания, чтобы преодолеть развращающее влияние “торгового направления” в общественной жизни.
Н. И. Пирогов и вопросы жизни - страница №1/1
Н. И. ПИРОГОВ И ВОПРОСЫ ЖИЗНИ
ВВЕДЕНИЕ
Каждый образованный человек в России знает Н.И.Пирогова. В Москве имеются институты, клиники имени Пирогова. Его именем названы две московские улицы. На одной из них стоит его памятник.
Пирогов, его жизнь и деятельность не стали только достоянием истории. Их значение для современности, в частности, для молодого поколения, отмечают все статьи и книги, посвященные Пирогову. В одной их последних книг издания Академии мы находим следующую характеристику Пирогова: "Гениальный врач, мыслитель и замечательный педагог, Пирогов обладал исключительной духовной одаренностью. Все свои силы, свои огромные познания, приобретенные упорным целенаправленным трудом, Пирогов отдал Родине. Такие люди, как Пирогов, не отходят в прошлое, их жизнь, их мысли и искания остаются как духовное завещание грядущим поколениям. Советский народ гордится Ломоносовым и Пироговым".
Задачей данной работы является ознакомление читателя (и прежде всего молодого читателя) с тем, как жил и мыслил этот замечательный человек, как он ставил и разрешал основные вопросы жизни и что он имел в виду, обращаясь к молодежи, к каждому юноше и каждой девушке с призывом: "Везде ищи и будь человеком".
1. КРАТКАЯ БИОГРАФИЯ ПИРОГОВА
До 12 лет он проходил курс наук дома под руководством приглашенных учителей, в основном студентов Московского университета.
Пирогов всегда тепло и с благодарностью вспоминал о своем детстве. В "Дневнике старого врача" он пишет: "Детство оставило по себе самые приятные воспоминания". Наиболее глубокий след в душе Н.И. от общения с няней Екатериной Михайловной. "Все существо этой женщины, - пишет он в своем дневнике, - было насквозь пропитано любовью к нам, детям. Я никогда не слыхал от нее грубого или резкого слова. Мораль ее была проста и всегда трогательна, потому что исходила из любящей души: "не делай этого, - говорила она, - "Бог не велит так делать, грешно", - и ничего больше!"
Эта простая, ясная и незыблемая мораль легла в основу нравственного развития Пирогова.
12-ти лет он поступил в частный пансион, но не мог окончить его из-за недостатка средств у родителей.
По совету декана медицинского факультета проф. Мухина Пирогов начал усиленно готовиться в университет, и в 1824г. в возрасте 14 лет блестяще выдержал вступительные экзамены и был зачислен студентом медицинского факультета Московского университета.
По окончании университета он был направлен за границу для подготовки к профессорской деятельности по хирургии.
23-х лет Пирогов защитил докторскую диссертацию и выдержал экзамен на степень доктора медицины. За отсутствием свободных вакансий на родине, Пирогов в течение ряда лет был вынужден работать в Германии и только в 1841 году переехал в Петербург, где получил кафедру в медико-хирургической академии. Там он проявил себя как талантливый хирург и ученый и вместе с тем как общественный деятель и педагог. Университет был для него не только местом подготовки специалистов, но и воспитательным учреждением. Он боролся за то, чтобы каждый профессор обладал высокими качествами как в научном, так и в нравственном отношении. Он решительно выступал против кандидатуры лиц, не обладавших этими достоинствами. Все это вызывало нападки и преследования. Несмотря на это, Пирогов не оставлял академию до начала Севастопольской войны. Выдающийся хирург своего времени, он считал своим нравственным долгом отправиться на театр военных действий. По его личной просьбе его направили в Севастополь, во главе общины медицинских сестер для помощи больным и раненым.
Одновременно с неутомимой практической деятельностью, Пирогов разрабатывал вопросы военно-полевой хирургии и достиг таких больших результатов, что его труды стали известны не только во всей России, но и далеко за ее пределами. Пирогов создал свою школу в области военно-полевой хирургии и был одним из крупнейших авторитетов в этой области в Европе.
Наряду с вопросами медицины, Пирогова волновали также вопросы воспитания и народного просвещения в целом. В 1856 году он был назначен попечителем Одесского учебного округа, где ввел много преобразований. Его интересовали и школы, и университеты, и специальные учебные заведения.
В 1861 году в результате доносов и" жалоб Пирогов был уволен по указу Александра II.
Ушинский писал о Пирогове: "К счастью для человечества, есть и всегда будут люди подобные Пирогову, которые внесут в дело воспитания и образования молодого поколения живительную силу своего могучего и до глубины искреннего духа".
Через год Пирогов был снова направлен за границу для руководства подготовкой молодых профессоров. Между прочим, во время этой поездки он оказал медицинскую помощь Гарибальди.
В 1866 году Пирогов был уволен в отставку, а профессорская группа, которой он руководил, была расформирована.
После этого Пирогов занялся врачебной деятельностью, организовав больницу в селе. Там он написал свой труд: "Дневник старого врача".
Во время франко-прусской войны Пирогов выезжал в Германию и Эльзас, а во время восточной войны, по предложению общества Красного Креста - в Болгарию для оказания хирургической помощи.
В мае 1881 года в научных кругах Москвы торжественно отмечался 50-летний юбилей научной и общественной деятельности Пирогова. Многие западно-европейские научные общества прислали ему адреса и звание почетного доктора.
На этом торжественном собрании яркая характеристика была дана Пирогову Обществом любителей российской словесности как "одному из благороднейших и наиболее сильных борцов за достоинство человеческой личности и нравственное величие свободной науки".
Настойчиво защищая необходимость развития науки и распространения научных знаний, Пирогов неизменно подчеркивал их воспитательное значение.
2. РАЗВИТИЕ МИРОВОЗЗРЕНИЯ ПИРОГОВА
Мировоззрение Пирогова вырабатывалось постепенно в процессе тяжелой внутренней борьбы. Он сам считает, что прошел сложный и совершенно особый путь.
Вырос Пирогов в благочестивой семье, но сколько-нибудь серьезного религиозного воспитания не получил. У родителей он видел глубокое уважение ко всем Таинствам веры и не притворное внешнее богопочитание, но священный трепет, который наполнял при этом душу ребенка, шел не извне, а из глубины его души.
Он сам свидетельствует о том, что живое религиозное чувство было присуще ему с детства, и без религии он жить не мог. В семье никто не читал Евангелие, никто не объяснял пытливому ребенку смысла литургии, символ веры, заповедей, молитв. Тем не менее, до поступления в университет он ежедневно молился с большим внимание и сердечным умилением.
В Московском университете он столкнулся с вольнодумством и отсутствием серьезного умственного и нравственного развития.
Пирогов весь отдался изучению анатомии и хирургии. Через много лет в своих воспоминаниях он пишет, что в тот период он был безжалостен к страданиям: "Любви к людям и милосердия у меня тогда не было. Утоление страданий совершается двумя путями: - пишет он, - сочувствием и лечением. Врач-христианин обязан утолять страдания обоими путями".
В то время, когда Пирогов был студентом, эти понятия были ему чужды, и окружающие говорили о нем, что он "закоренелый эгоист, холоден и без сердца". Когда Пирогов приехал в Германию в 1833 году, он склонялся к грубому материализму. Прежняя вера не удовлетворяла его потому, что он не был знаком ни с Евангелием, ни с Посланиями апостолов, и не понимал подлинного духа христианства.
В 25 лет Пирогов колебался между пантеизмом и атеизмом, которые навязывались ему извне, и блуждал в безвыходном хаосе.
В университете в то время господствовало мировоззрение чисто эмпирическое и позитивистическое. Но Пирогов не мог искоренить в себе желания "взглянуть за кулисы эмпирической сцены". Он рассуждал так: каким бы предметом ни занимался человек, он обязан прежде всего чистосердечно решить главный вопрос жизни: "во что он верит?" Но верить для сильного духом значит: верить в ничто. Но не мог ограничиться ни специализацией, ни материализмом, он искал нечто более светлое и высокое, ему нужны были твердые руководящие начала.
Вскоре Пирогов серьезно заболел. Болезнь послужила толчком для того внутреннего поворота, который уже созревал в его душе. В нем пробудились религиозно-церковные настроения его детства. Он счел это за призыв свыше. Пробудилась и вера в бессмертие. В 1842 году в первый раз в жизни пришла мысль об уповании на Промысел Божий. 38 лет от роду Пирогов впервые начал читать Евангелие.
Чтение Евангелия рассеяло его сомнения. "Читая его по вечерам, - пишет Пирогов в Дневнике, - я засыпаю в умилении".
Вначале он боялся дотронуться до материальной, исторической стороны христианского учения, чтобы опять не впасть в сомнение.
В дневнике Пирогов пишет: "Сила и воля Божия для нас олицетворилась в появлении на свет Искупителя, в Его земной жизни, в Его делах, в Его беспредельной любви к человечеству, в откровении истинной жизни, к которой должно стремиться человечество и мыслью и делом".
В севастопольских письмах 54-55 гг. Пирогов вспоминает эти годы внутренних колебаний: "Безверие моей несчастной молодости, - пишет он, - побеждено верою и любовью. Без веры жизнь не в жизнь!"
В тот же период Пирогов пишет жене: "Пусть дети не сбиваются с правильной стези. Со мною это случилось в молодости, потому что сердце не было проникнуто благодатью".
Наука и религия, по мнению Пирогова, должны развиваться в содружестве. Вера в Бога, как Источника жизни, Вселенский Разум, нисколько не противоречит научным убеждениям.
"Человеческое я-не есть продукт химических и гистологических элементов, - писал он, - но олицетворение Божественного Разума, в котором заключено все, что открывает или изобретает ум человеческий".
В итоге всей жизни, отданной науке, в результате сложного пути исканий и размышлений, Пирогов приходит к следующему убеждению:
"Существование Верховного Разума, а, следовательно, и Верховной Творческой Воли я считаю необходимым и неминуемым требованием моего собственного разума, так что, если бы я даже хотел теперь не признавать существование Бога, то не мог бы этого сделать, не сойдя с ума".
Пирогов не мог останавливаться и на чисто материалистическом понимании человеческого тела: "Человеку дана возможность возвышать дух до управления телом и облагораживать материю до выработки свойства быть управляемой духом", - писал он.
Жизнь на земле - подготовка к бессмертию. Пирогов верит не только в бессмертие души, по и тела. "Так верить я обязан, как христианин", - пишет он.
Пирогов призывал к тому, чтобы отличать истины, добываемые анализом и расчленением, от Истины, данной человечеству через веру и откровение. В подтверждение этой мысли приводит слова Евангелия от Иоанна: "Закон дан Моисеем, благодать же и Истина произошли через Иисуса Христа". "Именно для современного христианина, - указывает Пирогов, - признание Божественной природы Спасителя должно быть краеугольным камнем его веры".
Обращение Пирогова было мало понятно его коллегам и современникам. Им казалось удивительным, что великий эмпирический ум в расцвете сил и гениальной научной деятельности мог быть занят серьезно религиозными вопросами и специально христианством. Современники были поражены той стойкостью и убежденностью, с какой Пирогов опровергал учение так называемой критической школы: Штрауса, Ренана и других, с которыми он был хорошо знаком. Они ждали, что великий ученый-эмпирист и в своей вере будет держаться берегов эмпиризма.
Им казалось, что и центральное ядро ее - факт Воскресения из мертвых, он будет обосновывать на эмпирических основах. По этому поводу Пирогов пишет:
"Ни одно из событий не вызывало столько нападок со стороны сомневающихся, которые, истощив все средства, остановились на мысли о галлюцинациях. Между тем, нет такого события в истории, которое было бы лучше засвидетельствовано".
Кровь и грязь, которыми мир не раз старался осквернить идеальную святость и чистоту христианского учения, стекали потоками назад на его осквернителей".
Пирогов глубоко возмущался и теми людьми, которые считают необходимым скрывать свою веру и убеждения, оправдываясь тем, что вера есть сила, действующая внутри души, и незачем ее обнаруживать перед инакомыслящими. "Кроме своих внутренних неприкосновенных убеждений, тщательно сохраняемых в скинии души, - говорил он, - надо еще быть вооруженным доводами ума и науки, чтобы развить свои убеждения перед неверующими и маловерующими. Это наш долг. Я считаю недостаточным затыкать уши и молчать, когда слышишь возражения и нападения. Не так действовал Спаситель. Не так действовали евангелисты и апостолы!"
3. ВОПРОСЫ ЖИЗНИ
Воспитанием молодого поколения Пирогов начал интересоваться задолго до выхода в свет его первой и самой значительной педагогической работы "Вопросы жизни".
К.Д.Ушинский в своей статье "Педагогическое сочинение Н.И.Пирогова" писал: "Н. И. Пирогов первый у нас взглянул на дело воспитания с философской точки зрения и увидел в нем не вопрос школьной дисциплины, дидактики, но глубочайший вопрос человеческого духа".
Для того, для кого, как для Ушинского и Пирогова, вопросы воспитания суть глубочайшие вопросы человеческого духа, - воспитание неотъемлемо от вопросов о достоинстве и назначении человека.
Критикуя философские работы Пирогова, Ушинский указывал на то, что в них нет единой системы, иногда даже нет внешней связи, но зато есть такая глубокая внутренняя связь, которую редко можно встретить в систематических сочинениях философов.
"Объединяет их то, - пишет Ушинский, - что все они вышли из одного богатого и поразительно деятельного духа, что особенно примечательно в такое время, когда разрозненность души человеческой достигла последних пределов, когда в одной и той же голове вмещаются разнообразные, часто противоречащие друг другу взгляды и убеждения".
Статья "Вопросы жизни" в первом своем варианте была напечатана в 1856 году в "Морском сборнике", а вторая редакция появилась лишь в посмертном издании в 1887 году.
Статья "Вопросы жизни" зрела долго. В ней отразилась продолжительная, глубокая и искренняя духовная борьба, совершавшаяся в душе ее автора. Это одно из самых замечательных произведений русской литературы. Эта небольшая журнальная статья, написанная сто лет тому назад, не утратила глубокого животрепещущего значения и для нашего современного читателя. (Нам кажется, что она в чем-то перекликается с письмом к генералу X. известного современного французского писателя-летчика Антуана де Сент-Экзюпери). Общее между этими статьями то, что там и тут автор скорбит о том, что человек перестает быть человеком, и обращается с призывом вернуть человеку его достоинство и истинный смысл его существования.
Призыв Пирогова звучит громче, смелее, определенней, чем у Экзюпери.
Эпиграфом к первой редакции статьи "Вопросы жизни" является следующий диалог:
К чему готовите Вы вашего сына? - спросил меня кто-то.
Быть человеком, - отвечал я.
Разве Вы не знаете, - сказал спросивший, - что людей собственно нет на свете: это одно отвлечение, вовсе не нужное для общества. Нам нужны негоцианты, солдаты, механики, моряки, врачи, юристы, а не люди.
Правда это или нет?
Вот вопрос, который Пирогов ставит перед читателем. Перенесемся в нашу эпоху второй половины ХХ-го века. Не внушают ли детям с ранних лет, что они должны стать трактористами, космонавтами, научными работниками (слово ученый у нас оставлено для торжественных случаев), директорами предприятий и т. п.? Если бы кто-нибудь ответил на вопрос так, как Пирогов, его, конечно, сочли бы чудаком, идеалистом, не понимающим задач строительства современного нам общества. Кое-кто, возможно, и согласился бы с тем, что человеком быть надо тоже, но это приложится как-то само собой. А между тем, такой взгляд более чем утопия.
Пирогов четко и смело ставит этот вопрос, связывая его с вопросом о задачах воспитания и назначения человека. Читатель, который даст себе труд подумать, легко поймет, что мы стоим перед альтернативой.
1) Или воспитание (и образование как элемент воспитания) заботится только о внешнем, прикладном, забывая того внутреннего человека, который, как личность, проявляет себя во всех видах деятельности, и недоразвитие которого сделает во много бесплодной, даже вредной его общественную и профессиональную деятельность.
2) Или воспитание должно исходить из развития внутреннего человека, и тогда его деятельность дает обильные зрелые плоды.
Наша современная школа, а в большинстве случаев и семья, идет по первому пути.
Пирогов напоминает нам о необходимости иного, единственно правильного пути. Он говорит:
"Дайте созреть и окрепнуть внутреннему человеку".
Но и этого еще мало. Вслед за этим идет второй, не менее важный совет:
"Дайте ему время и средства подчинить себе наружного" (иными словами, научите его работать над собой и бороться с собой), и у вас будут инженеры, и моряки, и солдаты, и юристы, а главное, у вас будут люди и граждане".
Каждому человеку при вступлении в жизнь свойственно задумываться над основными вопросами:
1. В чем состоит цель нашей жизни?
2. Какое наше назначение?
3. К чему мы призваны?
4. Чего мы должны искать?
Наличие этих вопросов является одной из основных черт, отличающих человека. Если он перестает о них думать и проверять себя - он перестает быть человеком.
Только два рода людей не задают себе этих вопросов при вступлении в жизнь, - отмечает Пирогов.
Во-первых, те, которые получили от природы жалкую привилегию на идиотизм и, во-вторых, те, которые, подобно планетам, получив однажды толчок, движутся по силе инерции в данном им направлении.
Не без иронии, Пирогов указывает на то, "что общество, к счастью, успело так организоваться, что оно для большой массы людей, само, без их сознания, задает и решает эти вопросы и дает этой массе, пользуясь силой ее инерции, известное направление, которое оно считает лучшим для своего благосостояния".
В результате этой инертности люди превращаются в толпу. Какие же взгляды господствуют в этой толпе? Они довольно разнообразны:
Одни едят, работают и развлекаются, при этом стараются не думать.
Другие стремятся приобретать знания, но только преследуя практические цели.
Есть и такие люди, которые удовлетворены тем, что вертятся, как белка в колесе, и находят удовлетворение в том, что не имеют свободной минуты.
Иные ищут приятного.
Есть и такие, которые считают, что можно думать все, что угодно, но, соблюдая приличия, надо говорить так, чтобы скрыть свои мысли. Играя такую роль, какая им выгоднее, они отделяют теорию от практики.
Все эти люди пытаются оправдать перед собой свою слабость и недостаток энергии.
Развитое чувство индивидуальности внушает нам отвращение к этому движению по инерции. Надо "осмотреться", заглянуть в себя. А если мы заглянем в себя, то увидим, что в нас существуют как бы две половины: одна зовет нас к лучшему, другая к худшему. Быть человеком - значит победить в себе то, что мешает существованию добра на земле: лень, страх, различные страсти и немощи. Для этого надо отказаться от того, чтобы жить ощупью, бессознательно, изо дня в день, без руля и ветрил. Человек - высшее звено на лестнице животного мира. Быть человеком - значит воспитать в себе все лучшее, высшее, то, чем является человек - венцом творения, созданным по образу и подобию Божию. Надо любить добро, делать его, стремиться к нему, пробудить в себе искру Божию.
Пирогов хорошо понимал, что все внешние дела человеческие не имеют в себе корня, если в основе их не лежит "внутреннее делание", если человек не учится изо дня в день в течение всей своей жизни познавать себя и трудиться над возделыванием поля своей души.
Привычка к самоанализу предохраняет от вредных увлечений, к одному и тому же предмету можно подойти с различных сторон. Так, например, во время забав и развлечений одно "я" веселится, а другое тоскует, разбивая причины веселия первого.
Для того, чтобы научиться работать над собой, необходимы духовные упражнения: внимание и молитва. Неправильно думать, что эта внутренняя работа связана только с юношеским возрастом, она должна продолжаться до конца жизни, в противном случае человек будет жить уже только внешне, как бы механически, но подлинной жизненной силы он будет лишен.
Человек, как личность, всегда борется с самим собой и с соблазнами современного ему общества. Он должен выдержать этот бой. К этому должно подготовить его воспитание. Что же такое личность человека? Пирогов ясно и конкретно отвечает на этот вопрос. Личность - это "я" человека, его тождество на протяжении всей жизни. Пережитое в любом возрасте человек относит к своему "я". "Сколько раз, - говорит Пирогов, - клеточки моего мозга заменялись новыми через обмен веществ и всякий раз передавали новым прежние впечатления. Нас поражает необъяснимое (материалистически) тождество и цельность нашего "я". Личность - это самосознание, чувство ответственности за все, что человек получил: разум, речь, чувства, образование и т. п.
Самосознание есть постановка и решение вопросов жизни каждым вновь вступающим в жизнь индивидуумом в отдельности. Единство стремлений, единство жизни и деятельности и есть единство личности.
Быть человеком - значит ясно поставить перед собой цель жизни и осуществить ее, т. е. перевести в дело.
Необходимо установить правильную связь между мыслью, словом и делом. Для того, чтобы сделать это, необходимо иметь твердые убеждения. Убеждения переходят в дело жизни. Но убеждения не даются в готовом виде, без труда. Пирогов предостерегает молодых людей от этой роковой ошибки. Он требует искренности и самопроверки, напоминая слова Евангелия: "свет, который в тебе, не есть ли тьма?" "Вы думали, что вы убеждены, но убеждения - это дар неба, требующий разработки".
Что же нужно для того, чтобы иметь убеждения?
1) Приучиться с ранних лет проницательно смотреть в себя.
2) Быть откровенным.
3) Искренне любить правду.
Если человек весь отдался частным вопросам и перестал обращаться к основным вопросам жизни, он не может иметь твердых убеждений. Забывая основы, он прибегает к ним только в минуты кризиса. Такие люди быстро устают от борьбы и проявляют колебания и непоследовательность.
Каждый человек может проверить себя, где он находится.
Существует две возможности;
1) Или перестать разбирать смысл своего бытия, заменив его трафаретом, или
2) с утра до ночи роясь в тайниках своей души, подстерегать минуты внутренней свободы.
Необходимо учиться мыслить. Это значит, например, отсылать некоторые мысли назад, уничтожая их, а другие, наоборот, укреплять.
Живя, мы стремимся низшее в себе уничтожить или переделать в высшее. Настойчиво проверяя свои ощущения, человек начинает упорно бороться с притаившимися на дне души низменными вожделениями и нечистыми мыслями. Инстинкты наши часто прячутся от нас. Наши собственные соображения, как тайная полиция, оказываются на жаловании у инстинктов, а воля обманывает нас, и мы запутываемся в "дипломатических" сетях.
Необходимо бороться с двойственностью в себе. "Я хочу исследовать свои наклонности, привычки, потребности, - пишет Пирогов в своем дневнике, - и если некоторые из них господствуют надо мной, свергнуть их иго. Я хочу быть свободным, потому что я призван к бессмертию и принадлежу не праху, но Богу".
Внушить такое стремление, подготовить к такой борьбе, - значит воспитать человека. Из воспитания необходимо исключить все, что может развивать ложь, лицемерие, все неискреннее, показное, поддельное.
Прощаясь со своими студентами, Н.И.Пирогов говорил им: "Берегите жизнь и здоровье и вооружайтесь всей силой воли и нравственным чувством против чувственности, не дайте ей овладеть вашим внутренним бытием.
Будьте осторожны, вдумывайтесь в жизнь, а главное, не дайте заглохнуть в душе вере и стремлению к добру - они у вас есть, как и у всего человечества".
Относясь с глубочайшим вниманием и ответственностью к построению личной и общественной жизни на земле, Пирогов понимал, что человек не выполнит своего назначения и останется во власти иллюзий, если он не признает наличия плана, целесообразности и разумной мысли во всяком проявлении мировой жизни. В век позитивизма ученый-Пирогов до конца осознал, что одна только наука без религии никогда не откроет человеку полноту Истины.
Он ясно указывает на то, что перед нами здесь только "вальпургиева ночь земного бытия", что вся история человечества без идеи бессмертия - ничто. Она теряет всякий смысл: "остается без применения".
"Меня не смущает, - говорил он, - мысль о том, что человек произошел от обезьяны, но меня страшит возможность обратного перехода от образа Богочеловеческого к зверо-человеческому".
Самое главное - бороться за жизнь души, за свободу, которая отличает человека от животного. Главное - не зарыть, не засыпать тот источник света, который есть в душе.
Никакая человеческая мораль не может заменить религии. Два самых существенных элемента веры Христовой: всеобъемлющая любовь и благодать Духа Святого отличают ее от морали, как небо от земли.
НРАВСТВЕННОЕ ВОСПИТАНИЕ
Само собою разумеется, что если цель жизни человека не исчерпывается его внешними делами, если главная и самая ответственная задача - внутренний духовный рост человека, с самого детства воспитание должно готовить человека к выполнению его назначения.
"Если мы искренне желаем воспитать новое поколение в началах истинной нравственности, - пишет Пирогов, - мы должны больше всего обращаться к тому в человеке, что сильнее ума. Ум может заблуждаться, но в сердце нашем есть что-то иное, что хотя и может заблуждаться, но никогда не сомневается.
С самого детства надо обращать внимание на то, что нравственное достоинство поступка определяется тем, что в нем есть высокого и святого, т. е. его внутренними мотивами.
Большую роль в нравственном воспитании ребенка играют женщины. "Высоко значение женщины в вертограде человеческой жизни", пишет Пирогов. "Ухаживая за колыбелью ребенка, следя за его первыми играми, научая его произносить первые слова и первую молитву, женщины закладывают краеугольный камень, они делаются главными зодчими общества. Мать должна знать и ясно понимать глубокий смысл Откровения, чтобы передать его основные начала ребенку простым и ясным языком. Ребенок удивительно легко постигает понятия о любви к ближнему и о бессмертии. Мать может научить детей узнавать и любить Бога из его творений, из всего окружающего. Она обратит его внимание на звезды, на заходящее солнце, на смену дня и ночи, зимы и лета. Ничто так не научает любить Бога, как созерцание дел Его во Вселенной.
Счастье быть воспитанным в первые годы детства Матерью, понимающей святость своего призвания!
Задача нравственного воспитания в детском возрасте заключается в том, чтобы добрые инстинкты детской натуры превратить в сознательное стремление к добру и правде.
В основе нравственного воспитания должно лежать ясное понимание того, что наличие и борьба добра и зла изначально существуют после грехопадения в каждом человеке. Двойственность нашей духовной природы обнаруживается уже с раннего детства: "И да и нет". Но у ребенка есть свой мир, отличный от нашего. Ребенок живет в собственном мире, созданным его духом, и действует, следуя законам этого мира. Воспитание не должно торопиться с тем, чтобы перенести его из его атмосферы в нашу...
Чтобы правильно судить о ребенке, нам необходимо переселиться в его духовный мир. Только тогда мы поймем глубокий смысл слов Спасителя: "Аще не обратитеся и не будете, как дети, не войдете в Царствие Небесное".
В статье "Быть и казаться" Пирогов указывает на необходимость поглубже проникнуть в тот особый мир, в котором живут дети. "Скажите, - спрашивает он, - что выше, святее духовного сближения с этим Божьим, чудным детским миром? О, если бы все родители и педагоги по призванию вошли в этот таинственно-священный храм еще девственной души человека: сколько нового и неразгаданного еще узнали бы они. Как обновились бы! Как поумнели бы сами!"
Мы не хотим "умалиться" или обратиться и быть, как дети, и через это стать их наставниками. Мы даже считаем себя вправе пользоваться званием наставника, не исполнив этого первого и самого главного условия.
Самое большое право родителей и воспитателей заключается в том, чтобы развивать всецело и всесторонне все благое, чем наделил Творец данного ребенка, без посягательства на личность, которая одинаково неприкосновенна и во взрослом, и в ребенке.
Человек легко ослепляется собственными достоинствами и недостатками. Поэтому с детства надо развивать в ребенке самосознанье, пробуждать совесть. Для этого необходимо, чтобы ребенком руководила бы мысль о будущей жизни. "Эта мысль и развитие совести - одно и то же", - говорит Пирогов. - Нет этого живого внутреннего голоса души без мысли о будущей жизни и бессмертии". В этой же статье "Быть и казаться" Пирогов настойчиво напоминает нам, что основное несчастье наше - уклонение с пути целостной внутренней жизни, в которой сохранено единство мысли, слова и дела. И в этом отношении он призывает нас вернуться к детскому целомудрию и, что еще важнее, не нарушать этого целомудрия у ребенка.
Вспоминая о своем детстве, мы едва вспоминаем о начале нравственной раздвоенности, зачатки ее проявляются необыкновенно рано. По мере нашего развития, говорит Пирогов, увеличивается и промежуток времени, отделяющий мысль от слова и дела. И в этом промежутке произносятся слова, совершаются поступки, бессвязно противоречащие слову и делу, которым предстоит еще совершиться. Не следуйте за собой, не углубляйтесь в самопознание, и вы запутаетесь в лабиринте противоречий и непоследовательности и начнете избегать себя и искать отрады в самозабвении.
Таким образом, Пирогов ясно показывает, что внутренне перед человеком лежат два пути: путь самосознания и путь самозабвения. Первый путь единственно правильный, достойный человека. Это путь последовательного движения вперед. Он не отрывает человека от деятельной жизни, но, напротив, придает новые ценные качества всей его деятельности, личной и общественной. Человек начинает жить сознательной и вдохновенной жизнью. Такие и только такие люди приносят действительную пользу обществу. Что касается людей, которые живут только внешней, хотя бы и очень интересной, лихорадочной жизнью, но живут в полном "самозабвении", не только не ведя внутреннюю борьбу с собой, но и стараясь вовсе забыть о ее существовании, они ничего не дают для истинного прогресса человечества. "Белка в колесе!" - восклицает Пирогов. - "Вы забавны, думая, что бежите вперед!"
И здесь Пирогов, вновь напоминая нам слова Евангелия, ставит в пример ребенка: "Детьми надо быть, по словам Искупителя, чтобы сделаться причастными откровениям и вечного братства. Не значит ли это: знать самих себя так, как знает себя ребенок, у которого нет другого себя. Не значит ли это - силой отвлечений и вдохновений довести себя до полного самопознания, слить свою двойственность, изгнать двойника из глубоких извилин души? Пирогов сознает, что до конца осуществить эту задачу человеку не под силу. Надо лишь иметь мужество вступить на путь самопознания, стать наблюдателем у неизмеримого кратера души, хотя бы украдкой взглянуть в ее страшную глубину. Отсюда вытекают два основных положения, касающиеся процессов нравственного воспитания детей. У ребенка мысль, слово и дело еще неразрывно связаны. Он получает сведения о существовании мысли только через слово и дело. Произнесенное и совершившееся дело, действуя в свою очередь на наши чувства, производит приятное впечатление, если в нем есть добро, и неприятное, если в нем есть зло. Вот весь нравственный процесс и нераздвоенном человеке. Отсюда задачи воспитания:
1) Оберегать целостность детской души, не внося в нее искусственно и преждевременно раздвоения и неискренности.
2) Вести ребенка, по мере созревания и самопознания, на путь самопознания и внутренней борьбы.
3) Сообщать понемногу ребенку смысл заповедей и мысль о вечности.
Хорошо сказала об этом А.П. в своих воспоминаниях детства: "Если до сердца дошла вера в вечность, трепет этой вечности и страх гнева в этой жизни равно доступны и ребенку, и взрослому".
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Пирогов относится к людям, которые не боятся времени, и когда мы сейчас, сто лет спустя возвращаемся к его трудам, нам кажется, что многое из того, о чем он пишет, имеет непосредственное отношение к нашему времени. Более того, многие моменты, вероятно, гораздо острее выявились в настоящее время, чем это было в то время, когда жил Пирогов. Его современники не могли понять того, что ясно для нас.
На наших глазах происходит своеобразное извращение понятий о человеке и его отношений к обществу:
1) Общество, государство признается единицей, а личность лишь отражает то, что получает от общества.
2) Нравственное воспитание вовсе не заключает в себе необходимости заглянуть в себя, прислушаться к голосу совести. Оно ограничивается внешним усвоением правил "морального поведения", которые не обращаются к сердцу человека, и потому представляют лишь минимум, необходимый для того, чтобы общество людей могло существовать.
3) Перед юношеством не встают задачи поисков мировоззрения и борьбы за него. Оно дается в готовом виде, и поэтому даже для тех, кто его перенимает, редко оказывается подлинным убеждением.
4) Родители в массе считают себя не только свободными от сколько-нибудь серьезного воспитания детей, они даже боятся рассказать им о своих собственных убеждениях (если таковые у них имеются), чтобы не противоречить тому, чему учат в школе.
5) Ни в школе, ни в литературе (а часто и в семье) дети не получают пищи для развития сердца и совести, т. е. самого главного, без чего человек не может быть человеком.
6) И детям, и взрослым внушают мысль о том, что реальность духовного мира и самой души человеческой является чем-то необъективным, "вторичным", т. е. несуществующим.
Разумеется, душа человека не может быть сломлена и уничтожена, потому что корень ее в вечности и именно в ней источник всякого творчества и всякой деятельности, как в мире материальном, так и духовном.
Все на большие и большие уступки идет материализм, незаметно сдавая свои позиции, как не приложимые к жизни человеческой.
Призыв Пирогова "ищи и будь человеком" своевременен и для нашей эпохи.
Пирогов призывает человека к мужеству и вдохновению на протяжении всей жизни: "Светло и торжественно вдохновение. Оно, как праздничная одежда, облекает дух, устремляя его на небо".
И разве не к нашему времени относятся слова Пирогова, которые являются как бы ответом тем, кто старается убедить молодежь в том, что вера в бессмертие отвлекает от земного дела и мешает осуществлению счастья человека на земле:
"О. если бы хоть слабый проблеск бессмертия одушевлял людей, тогда земное бытие человечества исполнилось бы делами, перед которыми потомство преклонилось бы с благоговением".
Н.И.ПИРОГОВ
ВОПРОСЫ ЖИЗНИ
Дневник старого врача
Иваново, 2008
Пирогов Н.И.
ВОПРОСЫ ЖИЗНИ. Дневник старого врача / [Сост. А. Д. Тюриков]
Иваново, 2008. - 427 с.
Книга Н.И.Пирогова «Вопросы жизни. Дневник старого врача» являет со9 бой блестящий образец философской мысли. На ее страницах отображено ду9 ховное развитие гениального ученого, беззаветно преданного научной истине, выдающегося государственного деятеля, талантливого педагога, патриота, стра9 стно любившего Родину, самоотверженно служившего своему народу.
Пирогов космично воспринимал Мироздание и размышлял в «Дневнике» об универсальной роли Космоса в жизни человека, о его единстве с Космосом, о влиянии на него Высших миров и необходимости сотрудничества человека с эти9 ми мирами. Писал Пирогов и о необходимости синтеза научных и метанаучных способов познания. Этот синтез и собственное расширенное сознание сделали «отца русской хирургии» одним из предтеч нового космического мироощуще9 ния. На смену Н.И.Пирогову пришла целая плеяда ученых, мыслителей, худож9 ников, таких как К.Э.Циолковский, В.И.Вернадский, А.Л.Чижевский, Н.К. и Е.И.Рерихи, П.А.Флоренский, которые несли в себе различные способы позна9 ния, необходимые для формирования нового космического мышления.
Многие страницы «Дневника» посвящены описанию жизненного пути Пи9 рогова, начиная с детских лет, его учебе в Московском и Дерптском университе9 тах, пребыванию за границей. Подробно ученым представлены этапы развития своего религиозного мировоззрения, которых в его жизни было несколько. Яв9 ляясь лучшим педагогом своего времени, Пирогов излагает свои мысли относи9 тельно воспитания детей. Немало места в «Дневнике» уделяется серьезному ана9 лизу итогов реформ Александра II и причинам его гибели.
«Вопросы жизни. Дневник старого врача» печатается по наиболее полному изданию 1916 года.
Книга будет интересна широкому кругу читателей.
Составитель А. Д. Тюриков
Дневник старого врача | |
Дневник старого врача
Все разъясняется, все делается понятно – умей только хорошо обращаться с фактом, умей зорко наблюдать, изощрять чувства, научись правиль" но наблюдать, тогда исчезнут перед тобой чуде" са и мистерии природы, и устройство вселенной сделается таким же обыденным фактом, каким сделалось теперь для нас все то, что прежде счи" талось недоступным и сокровенным.
Такое убеждение с каждым днем все более про" никает в сознание не только передовых людей, жрецов науки, но и целых масс.
Н.И.Пирогов
После работы он обычно возвращался в свое имение. По мере уда9 ления от города становилось все тише и тише, на землю спускались ран9 ние сумерки, затем наступала темнота; где9то там, в стороне от дороги, где стояла деревня, зажигались неяркие огоньки и доносился собачий лай. Коляска въезжала в ворота усадьбы, и старый слуга, помогая ему сойти, говорил свое привычное: «Пожалуйте, барин, домой», – и от9 крывал перед ним тяжелую дверь дома. Он входил в переднюю, полную знакомых запахов и каких9то неприметных шорохов, которых, если к ним не прислушаться, как бы и не было. Домашний скрип половиц сразу начинал действовать на него успокаивающе. Там, в беспокойном шум9 ном городе, остались все его заботы, стоны больных, кровавые бинты оперируемых, хирургические инструменты, которые он ощущал каж9 дый день своими пальцами как привычную часть своих рук, смешан9 ный запах лекарств, которого он, хирург, вдыхал так много, что време9 нами даже не замечал его. Все это он не впускал в свою уютную дере9 венскую усадьбу, стараясь здесь оградиться от всего того, что мешало ему думать и размышлять. Эти размышления с некоторых пор все боль9 ше и больше увлекали его. Они приносили ему радость неожиданных открытий и тайных мыслей, которыми он не мог, а скорее, не хотел де9 литься с остальными, даже самыми близкими. Эти мысли обычно на9 стигали его во время вечерних прогулок, удивляя своей стройностью и скрытым в них смыслом. Они противоречили всему образу его жизни, его главному делу, в котором он достиг многого. Его имя в медицинс9 ких кругах было весомым и непоколебимым. Его авторитет хирурга и ученого – непревзойденным и прочным. Но ни то ни другое не имело никакого отношения к его размышлениям во время тихих вечерних про9 гулок. Он всегда занимался серьезным делом спасения жизни людей и облегчения их страданий. И это дело он считал самым главным не толь9 ко для себя, но и вообще. Философия или подобные ей так называемые
Шапошникова Л.В. |
|
науки его никогда не привлекали. И вот в самом конце жизни надо же было такому случиться...
После прогулок он записывал свои размышления в толстую тетрадь, которую тщательно скрывал от посторонних взглядов. Особенно инте9 ресные мысли у него появлялись, когда погода была ясной, а над даль9 ним лесом и его домом зажигались бесчисленные и таинственные звез9 ды. Он делал записи каждый день, пропуская лишь те дни, когда по ка9 ким9то причинам не мог отправиться на прогулку. Потом он озаглавит свои записи – «Вопросы жизни. Дневник старого врача, писанный ис9 ключительно для самого себя, но не без задней мысли, что, может быть, когда9нибудь прочтет и кто другой. 5 ноября 1879 – 22 октября 1881». Сам же автор дневника после своей последней записи прожил совсем немного – не более месяца и умер в том же 1881 году. Сведения о нем можно найти в энциклопедических словарях: «Советском энциклопе9 дическом словаре» (1988) и «Малом словаре Брокгауза и Ефрона» (1994, репринтное переиздание). Если объединить информацию того и друго9 го источника, получится небольшая справка, в которой окажется все су9 щественное. Справка выглядит так: Пирогов Николай Иванович (1810– 1881), русский хирург, основоположник военно9полевой хирургии и анатомо9экспериментального направления в хирургии, член9корреспон9 дент Петербургской Академии наук (1847). Участник Севастопольской обороны (1854–1855), франко9прусской (1870–1871) и русско9турецкой (1877–1878) войн. Впервые произвел операцию под наркозом на поле боя. Кроме этого ввел неподвижную гипсовую повязку и разработал ме9 тодику ряда важных хирургических операций. Применил новые методы анатомических исследований. Основал в Петербурге анатомический ин9 ститут, а при нем музей. Им написаны многие тома научных работ в об9 ласти медицины, среди которых и «Топографическая анатомия», полу9 чившая мировое признание. Пирогова называли «отцом русской хирур9 гии». Он был также выдающимся общественным деятелем. Вел после9 довательную борьбу с сословными предрассудками в области образова9 ния, выступал за автономию университетов и всеобщее начальное обра9 зование. Кроме всего этого, он был человеком великого мужества, не менее великого самопожертвования и высочайшей скромности. По при9 чине последнего качества и его дневник, «писанный исключительно для самого себя», так долго не находил своего читателя...
Во время прогулок9размышлений он испытывал нечто такое, что было для него новым, неожиданным и неповторимым. Он как бы отрывался от земли, от этого чернеющего вдали леса, от тропы, идущей по берегу прозрачной реки и, наконец, от своего дома, стоявшего где9то за еле видневшейся оградой. И в этом состоянии он пытался заглянуть внутрь себя, но не туда, где находились его кровеносные сосуды, органы, клет9 ки тканей и все остальное, с чем он был знаком давно как врач и иссле9 дователь плотно9материальной оболочки человека. Он чувствовал и хо9 рошо понимал, что внутри него, кроме всего этого, есть пространство совсем другого свойства, которое нельзя ни увидеть, ни прикоснуться к нему скальпелем. В этом пространстве жила тайна, Высшая тайна его
Дневник старого врача | |
бытия. Он ощутил это пространство в самом конце своей жизни и стре9 мился понять его предназначение и свое место в нем. Он представлял себе достаточно четко, что нечто, существовавшее в его невидимом внут9 реннем мире, было, как ни странно, связано с чем9то высоким, охваты9 вающим все Мироздание и эту сверкавшую над ним звездную Вселен9 ную. Поначалу он никак не мог поверить в соотносимость того и друго9 го. Но постепенно в нем возникло убеждение в такой соизмеримости, и тогда его мысли потекли легко и свободно, наполняясь иным, чем рань9 ше, содержанием, неся еще неведомую ему информацию.
«Я представляю себе, – записывал он, – нет, это не представление, а греза – и вот мне грезится беспредельный, беспрерывно зыблющийся и текущий океан жизни, бесформенный, вмещающий в себя всю Все9 ленную, проникающий все ее атомы, беспрерывно группирующий их, снова разлагающий их сочетания и агрегаты и приспособляющий их к различным целям бытия.
К какому бы разряду моих ограниченных представлений я ни отнес этот источник ощущения и ощущающего себя бытия – к разряду ли сил или бесконечно утонченного вещества, – он для меня все9таки пред9 ставляет нечто независимое и отличное от той материи, которая изве9 стна нам по своим чувственным (подлежащим чувственному исследо9 ванию) свойствам»1 .
Он всю жизнь резал и спасал эту материю, не подозревая ни о чем, существующем кроме нее. Он не был религиозным человеком, рациона9 лизм всегда возобладал в его мыслях и действиях. И вот теперь ему от9 крылось нечто, чего как ученый и врач объяснить он не мог. Открылась умопостигаемая в глубинах Космоса материя иного, более высокого состояния, и он назвал ее «бесконечно утонченное вещество».
Тогда, в конце XIX века, экспериментальная наука ни о чем подоб9 ном не знала. Он не мог ни объяснить, ни сформулировать тот метод, которым он постиг неведомую для него тайну иного состояния мате9 рии. Обо всем этом будет сказано и написано уже в другом веке, до ко9 торого он не доживет. Но это «бесконечно утонченное вещество» станет главным сюжетом его размышлений на вечерних прогулках. Привык9 ший чувственно ощущать плотную земную материю, он тем не менее не сомневался в существовании другого ее вида, хотя и не называл ее ма9 терией. Для этого у него не хватало подлинно научной информации. Бу9 дучи ортодоксальным последователем экспериментальной науки, он не мог отнести то, что интуитивно чувствовал в себе, к ее пространству. Это было что9то иное, как бы вне пределов этой науки, не поддававшееся эксперименту, которым он привык проверять истинность того или ино9 го явления. От этого в нем возникал разлад, который и заставлял его тщательно скрывать эти тревожащие, но теперь уже неизбежные мыс9 ли. А они разрастались и уже начинали жить своей, независимой от него жизнью. Они как бы постепенно, порой даже незаметно, подводили его к идее одушевленного Космоса. И однажды он записал в дневнике: «Если
1 Пирогов Н.И. Собрание сочинений. В 8 т. М., 1962. Т. 8. С. 86.
Шапошникова Л.В. |
|
же ум наш не может не найти целесообразности в проявлениях жизни и творчества различных типов по определенным формам, то этот же ум не может не видеть самого себя, т.е. видеть разумное; и вот наш ум по необходимости должен принять беспредельный и вечный разум, управ9 ляющий океаном жизни»1 . И он уже не отрицал мысль о том, что его индивидуальный разум может быть тесным образом связан с этим все9 ленским, непостижимым разумом. Он шел как бы от ступени к ступени какой9то гигантской и невидимой лестницы и начинал чем9то немате9 риальным в нем самом понимать, что мысли, пришедшие ему в голову, столь же истинны, как и результаты чистого эксперимента. Он столк9 нулся с каким9то иным, неведомым ему методом исследования, где он сам, врач Пирогов, играл странную и неожиданную для него роль сво9 еобразного инструмента этого исследования. И это было так ощутимо и убедительно, что спустя некоторое время он перестал сомневаться в этом инструменте и только жалел о том, что подобные мысли не пришли к нему раньше, в расцвете его научной работы.
«...Ум мой не мог не усмотреть, что главные его проявления – мыш9 ление и творчество, согласны с законами целесообразности и при9 чинности, ясно обнаруживаются и во всей мировой жизни без участия мозговой мякоти». И далее: «Вот это9то открытие собственным своим мозговым мышлением мышления мирового, общего и согласного с его законами причинности и целесообразности творчества Вселенной, и есть то, почему ум мой не мог остановиться на атомах, ощущающих, сознающих себя, мыслящих и действующих только посредством себя же, без участия другого, высшего начала сознания и мысли»2 .
Таким образом, старый врач, как он себя называл, пришел к идее существования в Космосе или Вселенной «высшего начала сознания и мысли», к идее, которая потом станет одной из основных в новом кос9 мическом мышлении России.
Он понимал теперь, что есть мысль Высшая и мысль его, врача Пиро9 гова, которая казалась принадлежащей ему самому. Как они взаимодей9 ствуют между собой? Он уже знал, что существует мысль в пространстве «без мозговой мякоти», но как она влияет на материю, которую нельзя сбросить со счетов? И откуда9то из глубины его же существа на вопросы, им поставленные, приходили ответы. Этот странный механизм увлекал его, затягивал и теперь составлял самое главное в его вечерних размыш9 лениях. Ему оставалось проверить их доступной ему логикой и записать.
«Цель и мысль, пойманные, так сказать, в сети материала, на по9 лотно в красках живописца, в мрамор зодчего, на бумагу в условные знаки и слова поэта, живут потом целые века своей жизнью, заставляя и полотно, и мрамор, и бумагу сообщать из рода в род содержащееся в них творчество. Мысль, проникая в грубый материал, делает его своим органом, способным рождать и развивать новые мысли в зрителях и читателях. Если это неоспоримый факт, то для меня не менее неос9
1 Пирогов Н.И. Собрание сочинений. В 8 т. М., 1962. Т. 8. С. 86.2 Там же. С. 87.
Дневник старого врача | |
поримо и то, что высшая мировая мысль, избравшая своим органом Вселенную, проникая и группируя атомы в известную форму, сделала и мой мозг органом мышления. Действительно, его ни с чем нельзя луч9 ше сравнить, как с музыкальным органом, струны и клавиши которого приводятся в постоянное колебание извне, а кто9то, ощущая их, при9 сматриваясь, прислушиваясь к ним, сам приводя и клавиши и струны в движение, составляет из этих колебаний гармоническое целое. Этот кто9 то, приводя мой орган в унисон с мировой гармонией, делается моим “я”; тогда законы целесообразности и причинности действий мировой идеи делаются и законами моего “я”, и я обретаю их в самом себе, пе9 ренося их проявления извне в себя и из себя в природу»1 .
Этот удивительный фрагмент как бы представляет собой целую кон9 цепцию того, как проявляет себя мировая мысль в материи и как она творит в ней, закладывая в материальную субстанцию свои идеи, кото9 рые, развиваясь, дают определенный эволюционный импульс тому ма9 териальному пространству, в котором действует эта высшая мысль. Про9 блема мышления и природы самой мысли потом, в XX веке, будет за9 нимать умы философов, ученых и художников, но так четко сформу9 лировать творческий процесс Высокой мысли им удастся не сразу.
«И в меня, – записывал Пирогов в своем дневнике, – невольно все9 ляется убеждение, что мозг мой и весь я сам есть только орган мысли мировой жизни, как картины, статуи, здания суть органы и хранилища мысли художника»2 . Это ощущение не покидало его до самой смерти. Он как бы постиг своим сознанием главную суть космического мыс9 летворчества и почти физически осязал ту гармонию, которая каждый раз возникала между его мыслями и пространственной Высшей мыс9 лью, когда он начинал во время прогулки задавать кому9то неведомому и невидимому свои вопросы.
«Для вещественного проявления мировой мысли и понадобился прибор, составленный по определенному плану из группированных из9 вестным образом атомов, – это мой организм, а мировое сознание сде9 лалось моим индивидуальным посредством особенного механизма, зак9 лючающегося в нервных центрах. Как это сделалось – конечно, ни я, ни кто другой не знаем. Но то для меня несомненно, что сознание мое, моя мысль и присущее моему уму стремление к отыскиванию целей и причин не могут быть чем9то отрывочным, единичным, не имеющим связи с мировой жизнью и чем9то законченным и заканчивающим Мироздание, т.е. не имеющим ничего выше себя»3 .
В тот вечер, когда он записал эти слова, он еще раз остро почувство9 вал свою связь и даже, можно сказать, единство с тем высоким, непос9 тижимым, что таилось и действовало там, в звездной беспредельности Вселенной. В грядущем веке это назовут космическим мироощущением, но старый врач тогда еще не знал этих слов.
1 Пирогов Н.И. Собрание сочинений. В 8 т. М., 1962. Т. 8. С. 87988.2 Там же. С. 88.
3 Там же. С. 88–89.
Шапошникова Л.В. |
|
«Где орган мышления для мировой мысли? Где ее проявления без мозговой мысли? – спрашивал он себя. – В том9то и дело, – отвечу на это, – что то же самое чувство, которое убеждает нас в нашем бытии, неразлучно с этим убеждением и вселяет в нас и другое – о существо9 вании мира, т.е. о проявлениях мировой мысли. И тот же самый ум, ко9 торый убеждается в целесообразности наших жизненных функций, ви9 дит и целесообразность в бытии других мировых функций; другими сло9 вами, наш же собственный ум, как бы он настроен (эмпиризмом или идеализмом) ни был, не может не заметить присутствия мысли вне себя, точно так же, как не может не убедиться в присутствии вещества в на9 шем организме и вне его»1 . И далее: «Мозговой ум наш и находит себя, т.е. свойственное ему стремление к целесообразности и творчеству, вне себя только потому, что он сам есть не что иное, как проявление выс9 шего мирового ума»2 .
Он пришел к выводу, что Мирозданием правит его основная твор9 ческая сила – Мировой разум, и его главное проявление – Мировая мысль. Убеждение человека в том, что его мозг рождает его собствен9 ные мысли, он считал, после долгих своих размышлений, иллюзией и заблуждением. Он как бы единым умственным взглядом окинул всю Вселенную и процессы, идущие в ней, и проник в ее главную тайну – связь индивидуальных функций человека со всем, что происходит в этой Вселенной, – чтобы понять источник и Мировой мысли, и источник его собственных мыслей. К счастью, он обладал тем мужеством мыш9 ления, которое позволило ему не дрогнуть и не отступить перед сделан9 ными выводами, как, возможно, это случалось не однажды с профес9 сиональными философами его века.
«Не потому ли ум наш, – записывал он, – и находит себя, т.е. мысль
и целесообразное творчество, вне себя, что он сам есть проявление того же самого высшего, мирового, жизненного начала, которое присутствует
и проявляется во всей Вселенной. Мировая мысль, присущая этому на9 чалу, совпадает, так сказать, с нашей мозговой мыслью, служащей ее про9 явлением, и потому те же стремления и сходные атрибуты находим мы в той и другой. Совпадение свидетельствует об одном и том же источни9 ке, но различие неизмеримо велико, несравненно более велико, чем мы, например, полагаем между особью и родом или племенем. Наша мысль есть действительно только индивидуальная, и именно потому, что она – мозговая, органическая. Другая же мысль, проявляющаяся в жизненном начале всей Вселенной, именно потому, что она мировая, и не может быть органической. А наш, хотя бы и общечеловеческий, но, в сущнос9 ти, все9таки индивидуальный ум, – и именно по причине своей индиви9 дуальности, а следовательно, органичности и ограниченности, и не мо9 жет возвыситься до понимания тех высших целей творчества, которые присущи только уму неорганическому и неограниченному – мировому» 3 .
1 Пирогов Н.И. Собрание сочинений. В 8 т. М., 1962. Т. 8. С. 90.2 Там же. С. 92.
3 Там же. С. 97.
Дневник старого врача | |
Тем не менее, ум старого врача дошел до понимания того, что он изло9 жил выше. Ибо этот ум и сознание были много выше ординарных умов не только страны, но и планеты, и были призваны выполнить свою оп9 ределенную миссию – заложить в фундамент нового космического мыш9 ления те краеугольные камни, на которых воздвигнется потом прекрас9 ное здание космического мироощущения. Пирогов был среди тех немно9 гих, которые почувствовали неизбежность подобного мышления и сме9 ло пошли ему навстречу. Мысль о единстве Мироздания, прозвучавшая
в его дневнике, была одной из важнейших, если не самой главной, для наступающего нового мышления. Она совместилась в дневнике с дру9 гой, не менее важной – об определенной ограниченности плотной ма9 терии физического мира, которая, с одной стороны, могла взаимодей9 ствовать с высшими структурами Космоса, а с другой, в силу своей огра9 ниченности, не достигала еще того уровня, который ей предлагали Мировой разум и Мировая мысль, материя которых была совсем дру9 гой, резко отличной от плотной. Он не мог определить эту неведомую ему материю, ибо всю свою жизнь имел дело с плотной, органической материей. Он смог только почувствовать разницу между той и другой и, таким образом, открыть дорогу к последующим изысканиям.
В этих своих размышлениях он пришел к понятию Беспредельности,
в таинственных процессах которой были задействованы такие явления, как жизнь, сила, время, пространство, вещество. Иными словами, все то, что потом, в следующем веке, привлечет пристальное внимание круп9 нейших ученых, которые почувствуют неизбежность космического ми9 роощущения. Они пойдут в изучении этих явлений от Земли, от плот9 ной материи, которая долгое время была главным объектом научных исследований, – от низа к верху. Он же в своих озарениях предложил иной путь, более отвечавший реальности, – от верха к низу. Ибо инту9 итивно ощущал, что причина всех перечисленных выше явлений суще9 ствует именно наверху, в том таинственном пространстве, материю ко9 торого он никак не мог определить. Именно там, в Беспредельности, находились все «начала» – жизни, вещества, силы, времени, простран9 ства. Интуиция его так высоко поднялась, а сознание, расширившись, перешло на ту ступень, когда знания его возникали уже как озарения, так напоминавшие зарницы на темном вечернем небе. И озарения и зарницы были светом. Свет зарниц ему был понятен. В озарениях же содержался свет иной, несший другие особенности и постижения.
Жизнь... Кто, как не он, врач, хирург, видевший смерть на поле бра9 ни и на операционном столе, мог рассказать о ней. Тогда ему казалось, что начало и конец жизни находятся в его руках, и он не задумывался над тем, что такое жизнь другая, не органическая, появившаяся при9 родным, естественным путем и таким же путем уходившая.
«И вот мне кажется, – записал он в дневнике, – что в моем поня9 тии жизненное начало ни с чем не может быть так сравнено, как со светом. <…> Колебания светового эфира, чего9то непохожего на ве9 щество, способного проникать через вещества, непроницаемые для всякой другой материи, и вместе с тем сообщающего им новые свой9
Шапошникова Л.В. |
|
ства, мне кажутся подходящими для сравнения с действием жизнен9 ного начала»1 .
Это была гениальная догадка, как могли бы сказать век спустя. Жиз9 ненное начало, подобно свету пронизывающее все вещество. Особый свет, непохожий на земной. И он вспомнил Библию, к которой относился скептически, считая ее мифом. Он читал ее только в детстве. Полученное в детстве запоминается на всю жизнь. «В начале было Слово, и Слово было Бог... И сказал Бог: да будет свет. И стал свет». Тот свет, в котором и содер9 жалось жизненное начало, с чего зародился мир. Или, вернее, – проявле9 ние мира, или космическое его сотворение. Тогда он понял, что жизнь есть космическое явление. Органическая жизнь земли лишь следствие этого явления. В какой9то момент его размышлений врач и материалист взяли верх над его мыслями. А если его дневник кто9то прочтет, что он о нем, знаменитом Пирогове, подумает или скажет? Но это был лишь крат9 кий момент колебаний. На смену ему пришла твердость убеждения, не требовавшая даже подтверждения экспериментом. Он понимал, что там, откуда приходили к нему мысли, эксперименты были не нужны. Но от9 туда шло знание, как и в случае с экспериментом. Он, старый врач, не экспериментом, а убеждением своим подтверждал это знание. «Бессмыс9 ленным называется то, что противоречит нашим убеждениям, – именно убеждениям, а не знаниям, ибо убеждения влияют на нас сильнее зна9 ния»2 . Но основа этих убеждений – разная. Есть в ней преходящее и не9 преходящее. Он столкнулся с непреходящей, вечной основой. «Если смысл наш, – писал он, – зависим от наших современных убеждений, а они, в свою очередь, преходящи и не всегда по своей силе и упорству соответствуют нашим знаниям, то ни одна господствующая доктрина, ни одно умственное направление не должны смотреть свысока на другие, им противоречащие доктрины и направления, а умы беспристрастные, не увлекающиеся и не доверчивые, не должны пугаться насмешек, разных кличек и обвинений в отсталости, нерациональности и бессмыслии»3 . К последним он относил себя. «Так ли, иначе ли, – выводил он твердой рукой хирурга, – развилась животная жизнь на земле, принцип целесообраз9 ности в творчестве от этого ничего не теряет и присутствие мировой мыс9 ли и жизненного начала во вселенной не сделается сомнительным»4 . И еще: «Если нам суждено в наших мировоззрениях подвергаться постоянно иллюзиям, то моя иллюзия, по крайней мере, утешительна. Она мне пред9 ставляет вселенную разумной и деятельность действующих в ней сил це9 лесообразной и осмысленной, а мое “я” – не продуктом химических и гистологических элементов, а олицетворением общего, вселенского ра9 зума, который я представляю себе свободно действующим по тем же за9 конам, которые начертаны им и для моего разума, но не стесненным на9 шей человечески сознательной индивидуальностью»5 . Итак, у великого
1 Пирогов Н.И. Собрание сочинений. В 8 т. М., 1962. Т. 8. С. 99.2 Там же. С. 100.
3 Там же. С. 101.
4 Там же. С. 121.
Предисловие
Все разъясняется, все делается понятно - умей только хорошо обращаться с фактом, умей зорко наблюдать, изощрять чувства, научись правильно наблюдать, тогда исчезнут перед тобой чудеса и мистерии природы, и устройство вселенной сделается таким же обыденным фактом, каким сделалось теперь для нас все то, что прежде считалось недоступным и сокровенным.
Такое убеждение с каждым днем все более проникает в сознание не только передовых людей, жрецов науки, но и целых масс.
Н.И.Пирогов
После работы он обычно возвращался в свое имение. По мере удаления от города становилось все тише и тише, на землю спускались ранние сумерки, затем наступала темнота; где - то там, в стороне от дороги, где стояла деревня, зажигались неяркие огоньки и доносился собачий лай. Коляска въезжала в ворота усадьбы, и старый слуга, помогая ему сойти, говорил свое привычное: «Пожалуйте, барин, домой», - и открывал перед ним тяжелую дверь дома. Он входил в переднюю, полную знакомых запахов и каких - то неприметных шорохов, которых, если к ним не прислушаться, как бы и не было. Домашний скрип половиц сразу начинал действовать на него успокаивающе. Там, в беспокойном шумном городе, остались все его заботы, стоны больных, кровавые бинты оперируемых, хирургические инструменты, которые он ощущал каждый день своими пальцами как привычную часть своих рук, смешанный запах лекарств, которого он, хирург, вдыхал так много, что временами даже не замечал его. Все это он не впускал в свою уютную деревенскую усадьбу, стараясь здесь оградиться от всего того, что мешало ему думать и размышлять. Эти размышления с некоторых пор все больше и больше увлекали его. Они приносили ему радость неожиданных открытий и тайных мыслей, которыми он не мог, а скорее, не хотел делиться с остальными, даже самыми близкими. Эти мысли обычно настигали его во время вечерних прогулок, удивляя своей стройностью и скрытым в них смыслом. Они противоречили всему образу его жизни, его главному делу, в котором он достиг многого. Его имя в медицинских кругах было весомым и непоколебимым. Его авторитет хирурга и ученого - непревзойденным и прочным. Но ни то ни другое не имело никакого отношения к его размышлениям во время тихих вечерних прогулок. Он всегда занимался серьезным делом спасения жизни людей и облегчения их страданий. И это дело он считал самым главным не только для себя, но и вообще. Философия или подобные ей так называемые науки его никогда не привлекали. И вот в самом конце жизни надо же было такому случиться…
После прогулок он записывал свои размышления в толстую тетрадь, которую тщательно скрывал от посторонних взглядов. Особенно интересные мысли у него появлялись, когда погода была ясной, а над дальним лесом и его домом зажигались бесчисленные и таинственные звезды. Он делал записи каждый день, пропуская лишь те дни, когда по каким - то причинам не мог отправиться на прогулку. Потом он озаглавит свои записи - «Вопросы жизни., писанный исключительно для самого себя, но не без задней мысли, что, может быть, когда - нибудь прочтет и кто другой. 5 ноября 1879 - 22 октября 1881». Сам же автор дневника после своей последней записи прожил совсем немного - не более месяца и умер в том же 1881 году. Сведения о нем можно найти в энциклопедических словарях: «Советском энциклопедическом словаре» (1988) и «Малом словаре Брокгауза и Ефрона» (1994, репринтное переиздание). Если объединить информацию того и другого источника, получится небольшая справка, в которой окажется все существенное. Справка выглядит так: Пирогов Николай Иванович (1810–1881), русский хирург, основоположник военно - полевой хирургии и анатомо - экспериментального направления в хирургии, член - корреспондент Петербургской Академии наук (1847). Участник Севастопольской обороны (1854–1855), франко - прусской (1870–1871) и русско - турецкой (1877–1878) войн. Впервые произвел операцию под наркозом на поле боя. Кроме этого ввел неподвижную гипсовую повязку и разработал методику ряда важных хирургических операций. Применил новые методы анатомических исследований. Основал в Петербурге анатомический институт, а при нем музей. Им написаны многие тома научных работ в области медицины, среди которых и «Топографическая анатомия», получившая мировое признание. Пирогова называли «отцом русской хирургии». Он был также выдающимся общественным деятелем. Вел последовательную борьбу с сословными предрассудками в области образования, выступал за автономию университетов и всеобщее начальное образование. Кроме всего этого, он был человеком великого мужества, не менее великого самопожертвования и высочайшей скромности. По причине последнего качества и его дневник, «писанный исключительно для самого себя», так долго не находил своего читателя…
Во время прогулок - размышлений он испытывал нечто такое, что было для него новым, неожиданным и неповторимым. Он как бы отрывался от земли, от этого чернеющего вдали леса, от тропы, идущей по берегу прозрачной реки и, наконец, от своего дома, стоявшего где - то за еле видневшейся оградой. И в этом состоянии он пытался заглянуть внутрь себя, но не туда, где находились его кровеносные сосуды, органы, клетки тканей и все остальное, с чем он был знаком давно как врач и исследователь плотно - материальной оболочки человека. Он чувствовал и хорошо понимал, что внутри него, кроме всего этого, есть пространство совсем другого свойства, которое нельзя ни увидеть, ни прикоснуться к нему скальпелем. В этом пространстве жила тайна, Высшая тайна его
бытия. Он ощутил это пространство в самом конце своей жизни и стремился понять его предназначение и свое место в нем. Он представлял себе достаточно четко, что нечто, существовавшее в его невидимом внутреннем мире, было, как ни странно, связано с чем - то высоким, охватывающим все Мироздание и эту сверкавшую над ним звездную Вселенную. Поначалу он никак не мог поверить в соотносимость того и другого. Но постепенно в нем возникло убеждение в такой соизмеримости, и тогда его мысли потекли легко и свободно, наполняясь иным, чем раньше, содержанием, неся еще неведомую ему информацию.
«Я представляю себе, - записывал он, - нет, это не представление, а греза - и вот мне грезится беспредельный, беспрерывно зыблющийся и текущий океан жизни, бесформенный, вмещающий в себя всю Вселенную, проникающий все ее атомы, беспрерывно группирующий их, снова разлагающий их сочетания и агрегаты и приспособляющий их к различным целям бытия.
К какому бы разряду моих ограниченных представлений я ни отнес этот источник ощущения и ощущающего себя бытия - к разряду ли сил или бесконечно утонченного вещества, - он для меня все - таки представляет нечто независимое и отличное от той материи, которая известна нам по своим чувственным (подлежащим чувственному исследованию) свойствам».
