Шоу пигмалион читать краткое содержание. Пигмалион

Таинственный дом на окраине Гатчины, пользовался дурной репутацией. Поговаривали, что здесь находится публичный дом. Потому что музыка до поздней ночи, песни, смех. А пел, между прочим, Ф. И. Шаляпин (1873-1938), смеялся А. Т. Аверченко (1881-1925) и его коллеги из журнала «Сатирикон». А ещё здесь часто бывал Александр Куприн, друг и сосед хозяина дома, экстравагантного художника-карикатуриста П. Е. Щербова (1866-1938).

Октябрь 1919 года

Покидая Гатчину с отступающим Юденичем, Куприн забежит сюда на несколько минут, чтобы попросить жену Щербова забрать из его дома самые ценные вещи. Она выполнит просьбу, и помимо прочего, захватит фото Куприна в рамке. Щербова знала, что это был его любимый снимок, поэтому хранила его как реликвию. Она даже не догадывалась, какую сокровенную тайну скрывал портрет.

Тайна дагерротипа

И вот фотография писателя становится экспонатом музея.
При составлении акта работниками музея, под картоном рамки, с тыльной стороны обнаружен негатив ещё одной фотографии. На ней изображение неизвестной женщины. Кто же эта дама, чей образ Куприн, как изнанку своей души, хранил, оберегая от чужого взгляда.

Биография Куприна, интересные факты

Однажды на литературном банкете, молоденькая поэтесса (будущая жена писателя Алексея Толстого (1883-1945)) обратила внимание на плотного мужчину, который смотрел на неё в упор, как казалось поэтессе злыми, медвежьими глазками.
«Писатель Куприн, - шепнул ей на ухо сосед по столику. - Не глядите в его сторону. Он пьян»

Это был единственный случай, когда отставной поручик Александр Куприн был невежлив с дамой. По отношению к дамам Куприн всегда был рыцарем. Над рукописью «Гранатового браслета», Куприн плакал, и говорил, что более целомудренного ничего не писал. Однако мнения читателей разделились.

Одни называли «Гранатовый браслет» самым утомительным и благоуханным из всех рассказов о любви. Другие считали его позолоченной мишурой.

Несостоявшаяся дуэль

Уже в эмиграции писатель А. И. Введенский (1904-1941) сказал Куприну, что в «Гранатовом браслете» фабула не правдоподобна. После таких слов, Куприн вызвал оппонента на дуэль. Введенский вызов принял, но тут вмешались все, кто был рядом, и дуэлянтов помирили. Однако Куприн всё равно стоял на своём, утверждая, что его произведение, это быль. Было видно, что с «Гранатовым браслетом» было что-то связано глубоко личное.
До сих пор неизвестно, кто была та дама, вдохновитель великого произведения писателя.

Вообще, Куприн не писал стихотворений, но одно, он всё-таки опубликовал в одном из журналов:
«Ты смешон с седыми волосами...
Что на это я могу сказать?
Что любовь и смерть владеет нами?
Что велений их не избежать?»

В стихотворении и «Гранатовом браслете», можно увидеть один и тот же трагический лейтмотив. Неразделённая, какая-то экзальтированная и возвышающая любовь к недоступной женщине. Существовала ли она в действительности, и как её имя, мы не знаем. Куприн был человеком по-рыцарски целомудренным. Никого не пускал в тайники своей души.

Краткая история любви

В эмиграции в Париже Куприн взял на себя хлопоты по подготовке свадьбы И. А. Бунина (1870-1953) и Веры Муромцевой (1981-1961), которые прожили в гражданском браке 16 лет. Наконец-то первая жена Ивана Алексеевича дала согласие на развод, и Куприн предложил организовать венчание. Он был шафером. Договаривался со священником, подпевал хору. Ему очень нравились все церковные обряды, но этот особенно.

В те дни Куприн писал о самой романтической любви своей молодости Ольге Сур, цирковой наезднице. Куприн помнил Ольгу всю жизнь, и в тайнике портрета писателя, вполне возможно, было именно её изображение.

Парижский период

В Париже напряжённо ожидали решение Нобелевского комитета. Все знали, что премию хотят дать русскому писателю-изгнаннику, и рассматриваются три кандидатуры: Д. С. Мережковский (1865-1941), И. А. Бунин и А. И. Куприн. У Дмитрия Мережковского нервы не выдержали, и он предложил Бунину заключить договор, кому бы из них двух премию ни дали, все деньги поделить пополам. Бунин отказался.

Куприн на нобелевскую тему не говорил, ни слова. Он уже получал одну на двоих с Буниным Пушкинскую премию. В Одессе пропив последнюю ассигнацию, Куприн, у ресторана наслюнявил купюру, и прилепил её на лоб стоявшего рядом швейцара.

Знакомство с И. А. Буниным

И. А. Бунин и А. И. Куприн познакомились в Одессе. Их дружба очень напоминала соперничество. Куприн называл Бунина Ричардом, Альбертом, Васей. Куприн говорил: «Ненавижу, как ты пишешь. В глазах рябит». Бунин же считал Куприна талантливым, и любил писателя, но без конца выискал погрешности в его языке и не только.
Еще до революции 1917 года, он сказал Александру Ивановичу: «Ну, ты дворянин по матушке». Куприн сжал серебряную ложку в комок и бросил её в угол.

Переезд во Францию

Бунин перетащил Куприна из Финляндии во Францию, и подобрал ему квартиру в доме на улице Жака Оффенбаха, на одной лестничной площадке со своей квартирой. А потом его стали раздражать гости Куприна, и бесконечные шумные прощания у лифта. Куприны съехали.

Знакомство с Мусей

Много лет назад именно Бунин, затащил Куприна в Санкт-Петербурге в дом на улице Разъезжей, 7. Он давно был знаком с Мусей, Марией Карловной Давыдовой (1881-1960), и стал шутить, что привёл Куприна к ней свататься. Муся шутку поддержала, была разыграна целая сценка. Всем было очень весело.

В то время Куприн был влюблён в дочь своих друзей. Ему очень нравилось состояние влюблённости, и когда его не было, он его себе выдумывал. Влюбился Александр Иванович и в Мусю, он стал называть её Машей, несмотря на протесты, что так зовут кухарок.
Издательница Давыдова воспитала в ней аристократку, и мало кто вспоминал, что девочку младенцем подбросили в этот дом. Юную, хорошенькую Мусю портил смех, недобрый, не молодой. Она могла высмеять кого угодно. Народу вокруг неё крутилось много. Поклонники ухаживали, Муся кокетничала.

Начало семейной жизни

Питая к Куприну скорее дружеские чувства, она всё же вышла за него замуж. Он долго выбирал свадебный подарок, и наконец-то купил в антикварном магазине красивые золотые часы. Подарок Мусе не понравился. Куприн раздавил часы каблуком.
Муся Давыдова любила после приёмов рассказывать, кто за ней ухаживал, ей нравилось, как Куприн ревнует.

Этот большой и дикий зверь оказался совсем ручной. Сдерживая ярость, он как-то смял в лепёшку тяжёлую серебряную пепельницу. Разбил её портрет в тяжёлой массивной раме, а однажды поджёг на Мусе платье. Однако супруга, с детства отличалась железной волей, и это испытал на себе Куприн.

Тонкая грань

Не ведая что из этого выйдет, Муся Давыдова привела его в гости к своему любимому человеку. Их квартира располагалась в этом же доме. Глава семьи, чтобы развлечь гостей показал альбом, в котором были письма незнакомца к его невесте, а потом жене Людмиле Ивановне. Неизвестный воспевал и благословлял каждый миг жизни этой женщины, начиная с рождения.

Он целовал следы её ног и землю, по которой она ходила, а к Пасхе прислал подарок - дешевый дутый золотой браслет с несколькими камешками граната. Куприн сидел, как громом пораженный. Вот она та самая любовь, он тогда работал над «Поединком» и под впечатлением написал следующее: "Любовь имеет свои вершины, доступные лишь единицам из миллионов".

Неразделённая любовь – это безумное блаженство, которое никогда не притупляется. Именно потому, что не утоляется ответным чувством. Это высшее счастье». По мнению литературных экспертов эта встреча и дала началу «Гранатового браслета».

Признание в обществе

Особую популярность Куприн приобрёл после слов Льва Николаевича Толстого (1828-1910): «Из молодых, он лучше пишет». Толпа поклонников сопровождала его из одного ресторана в другой. А после выхода повести «Поединок», А. И. Куприн стал по-настоящему знаменит. Издатели предлагали ему наперёд любые гонорары, что может быть лучше. Но мало кто замечал что в это время он очень страдал. Справлялся Куприн со своими чувствами так -просто уезжал в Балаклаву, иногда прямо из ресторана.

Крымский период

Здесь в Балаклаве, наедине самим с собой, ему хотелось принять решение. Сильная воля жены подавляла его свободу. Для писателя это было подобно смерти. Он мог отдать всё за возможность быть самим собой, чтобы не сидеть целыми днями за письменным столом, а наблюдать жизнь, общаться с простыми людьми.


В Балаклаве ему особенно нравилось общаться с местными рыбаками. Им даже принято было решение о покупке своего участка земли для возведения собственного сада и постройки дома. Он, вообще говоря, хотел здесь обосноваться. Куприн прошёл все испытания для вступления в местную рыболовецкую артель. Научился вязать сети, привязывать канаты, смолить прохудившиеся лодки. Артель приняла Куприна и он ходил в море с рыбаками.

Ему нравились все те приметы, которые соблюдали рыбаки. Нельзя свистеть на баркасе, плевать только за борт, не упоминать чёрта. Оставлять в снасти, как будто нечаянно, маленькую рыбешку для дальнейшего рыбацкого счастья.

Творчество в Ялте

Из Балаклавы Александр Куприн очень любил ездить в Ялту к А. П. Чехову (1960-1904). Ему нравилось говорить с ним обо всём. В судьбе Александра Ивановича Куприна А. П. Чехов принимал активное участие. Когда-то помог переехать в Петербург, рекомендовал его издателям. Даже предложил комнату в своем ялтинском доме, чтобы Куприн мог спокойно работать. А. П. Чехов познакомил Александра Ивановича с виноделами Массандровского завода.

Писателю нужно было изучить процесс приготовления вина для рассказа «Винная бочка». Море мадеры, муската и прочих массандровских искушений, что может быть прекрасней. А. И. Куприн пил понемногу, наслаждаясь ароматом великолепного крымского вина. Именно таким его знал Антон Чехов, прекрасно зная также причины загулов своего товарища.
В этот период жизни Куприны ожидали рождение ребёнка.

Муся Давыдова была беременна (дочь Лидия родилась в 1903 году). Постоянные капризы и слёзы по нескольку раз в день, страхи беременной женщины перед предстоящими родами, были поводами для семейных ссор. Однажды Муся разбила о голову Куприна стеклянный графин. Таким образом её поведение разрешило все его сомнения.

Нобелевский лауреат

9 ноября 1933 года Нобелевский комитет объявил о своём решении. Премию получил И. А. Бунин. Он выделил с неё 120 тысяч франков в пользу бедствующих писателей. Куприну дали пять тысяч. Деньги он брать не хотел, но средств на существование не было. Дочь Ксения Александровна Куприна (1908-1981) снимается в кино, нужны наряды, сколько можно перешивать старьё.

Детство писателя

Своё детство Александр Куприн называл самым подлым периодом своей жизни и самым прекрасным. Уездный городишка Наровчат Пензенской губернии, в котором он родился, Куприну всю жизнь представлялся как земля обетованная.
Туда рвалась душа и там были три богатыря, с которыми он совершал ратные подвиги. Сергей, Иннокентий, Борис – это три брата Куприна, умершие в младенчестве. В семье уже были две дочери, а вот мальчики умирали.

Тогда беременная Любовь Алексеевна Куприна (1838-1910) пошла к старцу за советом. Мудрый старец научил её, когда родится мальчик, а это будет в канун Александра Невского, назвать его Александром и заказать в рост младенца икону этого святого и всё будет хорошо.
Ровно через год почти в день рождения будущего писателя умер отец – Иван Куприн (биография которого мало примечательна). Осталась гордая татарская княжна Куланчакова (в замужестве Куприна) одна с тремя маленькими детьми.

Отец Куприна не был примерным семьянином. Частые загулы и попойки с местными товарищами заставляли детей и жену жить в постоянном страхе. Жена скрывала увлечения своего мужа от местных пересудов. После смерти кормильца дом в Наровчате продали и она отправилась с маленьким Сашей в Москву во вдовий дом.

Московская жизнь

Детство Куприна прошло в окружении старух. Редкие посещения богатых пензенских подруг матушки не были для него праздником. Если начинали разносить сладкий праздничный пирог, то мать начинала уверять что Сашенька не любит сладкого. Что ему можно дать только сухой краешек пирога.

Иногда представляла к носу сына серебряный портсигар и веселила хозяйских детей: «Это нос моего Сашеньки. Он мальчик очень некрасивый и это очень стыдно». Маленький Саша решил каждый вечер молиться Богу и упросить Бога сделать его хорошеньким. Когда мать уходила чтобы сын вёл себя смирно и не злил старух, она привязывала его ногу верёвкой к стулу или очерчивала мелом круг, за который нельзя выходить. Она любила сына и искренне считала, что делает ему лучше.

Смерть матери

Со своего первого писательского гонорара Куприн купил матери ботинки и в дальнейшем часть всех своих заработков отсылал ей. Больше всего на свете он боялся её потерять. Куприн дал матери обещание, что не он её, а она его похоронит первым.
Мать писала: «Я безнадёжна, но ты не приезжай». Это было последнее письмо от матери. Сын засыпал гроб матери доверху цветами, и пригласил лучших в Москве певчих. Смерть матери, Куприн назвал похоронами своей молодости.

Деревенский период из жизни А. И. Куприна

Тем летом (1907) он жил в Даниловском, в имении своего друга - русского философа Ф. Д. Батюшкова (1857-1920). Ему очень нравился колорит местной природы и его жителей. Крестьяне сильно уважали писателя, называя его Александрой Ивановичем Купленным. Писателю нравились деревенские обычаи простых жителей. Как-то Батюшков повёл его к своей соседке, известной пианистке Вере Сипягиной-Лилиенфельд (18??-19??).


В тот вечер она играла «Аппассионату» Бетховена, вложив в музыку страдания безнадежного чувства, которая вынуждена была глубоко от всех таить. В возрасте далеко за 40 она полюбила красавца, годившегося ей в сыновья. Это была любовь без настоящего и без будущего. По щекам её катились слёзы, игра потрясла всех. Там же писатель и познакомился с молоденькой Елизаветой Гейнрих, племянницей ещё одного великого писателя, Д. Н. Мамина-Сибиряка (1852-1912).

Ф. Д. Батюшков: спасительный план

Куприн признался Ф. Д. Батюшкову: «Я люблю Лизу Гейнрих. Я не знаю, как мне быть». В тот же вечер в саду во время ослепительной летней грозы, Куприн сказал Лизе всё. Наутро она исчезла. Лизе нравится Куприн, но он женат на Мусе, которая ей как сестра. Батюшков отыскал Лизу и убедил её, что брак Куприна уже распался, что Александр Иванович сопьётся, и русская литература потеряет большого писателя.

Спасти его, может только она, Лиза. И это была правда. Муся хотела лепить из Александра всё, что она хотела, а Лиза позволяла этой стихии бушевать, но без разрушительных последствий. Иначе говоря, быть самим собой.

Неизвестные факты из биографии Куприна

Газеты захлёбывались от сенсации: «Куприн в роли водолаза». После свободного полёта с лётчиком С. И. Уточкиным (1876-1916) на воздушном шаре, он, поклонник сильных ощущений, задумал опуститься на дно морское. Куприн очень уважал экстремальные ситуации. И всячески тянулся к ним. Был даже случай, когда Александр Иванович с борцом И. М. Заикиным (1880-1948) разбились на аэроплане.

Самолет вдребезги, а пилоту и пассажирам хоть бы что. «Николай Угодник спас», говорил Куприн. В это время у Куприна уже была новорождённая дочь, Ксения. От такой новости у Лизы даже пропало молоко.

Переезд в Гатчину


Арест для него был большой неожиданностью. Причиной стала статья Куприна о крейсере «Очаков». Писателя выселили из Балаклавы без права проживания. Александр Куприн стал свидетелем восставших матросов крейсера «Очаков», и написал об этом в газете.
Кроме Балаклавы Куприн мог жить только в Гатчине. Здесь семья, и купила дом. Появился свой сад и огород, который Куприн обрабатывал с большой любовью, вместе с дочерью Ксенией. Сюда же приезжала дочка Лидочка.

Во время Первой мировой войны, Куприн организовал в своём доме госпиталь. Лиза и девочки стали сёстрами милосердия.
Лиза позволяла ему устраивать в доме настоящий зверинец. Кошки, собаки, обезьянка, коза, медведица. За ним по городу бегали местные ребятишки, потому что он всем покупал мороженое. Нищие выстраивались в очередь возле городской церкви, потому что он всем подавал.

Однажды весь город ел ложками чёрную икру. Его друг, борец И. М. Заикин прислал ему целую бочку деликатеса. Но самое главное, что Куприн наконец-то смог писать дома. Он называл это «писучий период». Когда он садился писать, весь дом замирал. Даже собаки переставали лаять.

Жизнь в эмиграции

В поруганном и разорённом его доме в 1919 году безвестный сельский учитель будет собирать с пола обожжённые, покрытые пылью, гарью и землёй, бесценные листы рукописи. Таким образом, некоторые спасённые рукописи дошли до наших дней.
Вся тяжесть эмиграции ляжет на плечи Лизы. Куприн в быту, как и все писатели, был очень беспомощным. Именно в период эмиграции, писатель сильно состарился. Зрение становилось всё хуже. Он почти ничего не видел. Неровный и прерывистый почерк рукописи «Юнкера», были тому свидетельством. После этого произведения, все рукописи за Куприна писала его жена, Елизавета Морицовна Куприна (1882-1942).
Несколько лет подряд Куприн приходил в один из парижских ресторанов и за столиком сочинял послания одной неизвестной даме. Возможно той, которая была на негативе в портретной рамке писателя.

Любовь и смерть

В мае 1937 года И. А. Бунин в поезде развернул газету и прочитал, что А. И. Куприн вернулся домой. Он был потрясён даже не новостью, которую узнал, а тем, что всё-таки в чём-то Куприн его обошёл. Бунин тоже хотел домой. Умирать они все хотели в России. Перед смертью Куприн пригласил священника и долго о чём-то с ним говорил. До последнего дыхания он держал Лизу за руку. Так, что у неё долго не сходили синяки с запястья.
Ночью 25 августа 1938 года А. И. Куприна не стало.


Оставшись одна, Лиза Куприна повесилась в блокадном Ленинграде. Ни от голода, а от одиночества, от того, что не было рядом того, кого она любила той самой любовью, что встречается раз в тысячу лет. Той любовью, что сильнее смерти. С её руки сняли кольцо, и прочли надпись: «Александр. 16 августа 1909 год». В этот день они обвенчались. Это кольцо она никогда не снимала с руки.

Специалисты дали неожиданное экспертное заключение. На дагерротипе изображена юная татарская девочка, которой через много лет предстоит стать матерью великого русского писателя Александра Ивановича Куприна.


Александр Куприн как писатель, человек и собрание легенд о его бурной жизни — особая любовь русского читателя, сродни первому юношескому чувству на всю жизнь. Иван Бунин, ревниво относившийся к своему поколению и редко раздающий похвалы, без сомнения, понимал неравноценность всего написанного Куприным, тем не менее называл его писателем милостью Божией.

И все же кажется, что по своему характеру Александр Куприн должен был стать не писателем, а скорее одним из своих героев — цирковым силачом, авиатором, предводителем балаклавских рыбаков, конокрадом, или, может быть, усмирил бы свой неистовый нрав где-нибудь в монастыре (кстати, такую попытку он делал). Культ физической силы, склонность к азарту, риску, буйству отличали молодого Куприна. Да и позже он любил помериться с жизнью силами: в сорок три года вдруг начал учиться стильному плаванию у мирового рекордсмена Романенко, вместе с первым русским летчиком Сергеем Уточкиным поднимался на воздушном шаре, опускался в водолазном костюме на морское дно, со знаменитым борцом и авиатором Иваном Заикиным летал на самолете «Фарман». Однако искру Божью, как видно, не погасишь.

Родился Куприн в городке Наровчат Пензенской губернии 26 августа (7 сентября) 1870 года. Отец его, мелкий чиновник, умер от холеры, когда мальчику не исполнилось и двух лет. В семье, оставшейся без средств, кроме Александра, было еще двое детей. Мать будущего писателя Любовь Алексеевна, урожденная княжна Кулунчакова, происходила из татарских князей, и Куприн любил вспоминать о своей татарской крови, даже, было время, носил тюбетейку. В романе «Юнкера» он писал о своем автобиографичном герое: «...бешеная кровь татарских князей, неудержимых и неукротимых его предков с материнской стороны, толкавшая его на резкие и необдуманные поступки, выделяла его среди дюжинных юнкеров».

В 1874 году Любовь Алексеевна, женщина, по воспоминаниям, «с сильным, непреклонным характером и высоким благородством», принимает решение переехать в Москву. Там они поселяются в общей палате Вдовьего дома (описан Куприным в рассказе «Святая ложь»). Через два года, из-за крайней бедности, она отдает сына в Александровское малолетнее сиротское училище. Для шестилетнего Саши начинается период существования на казарменном положении — длиной в семнадцать лет.

В 1880 году он поступает в Кадетский корпус. Здесь мальчик, тоскующий о доме и воле, сближается с преподавателем Цухановым (в повести «На переломе» — Труханов), литератором, который «замечательно художественно» читал воспитанникам Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Тургенева. Начинает пробовать свои силы в литературе и подросток Куприн — разумеется, как поэт; кто же в этом возрасте хоть однажды не смял листок с первым стихотворением! Увлекается модной тогда поэзией Надсона. В то же время кадет Куприн — уже убежденный демократ: «прогрессивные» идеи времени просачивались даже сквозь стены закрытого военного училища. Он гневно обличает в рифмованной форме «консервативного издателя» М. Н. Каткова и самого царя Александра III, клеймит «гнусное, страшное дело» царского суда над Александром Ульяновым и его подельниками, покушавшимися на монарха.

Восемнадцати лет Александр Куприн поступает в Третье Александровское юнкерское училище в Москве. По воспоминаниям его однокашника Л. А. Лимонтова, это уже был не «невзрачный, маленький, неуклюжий кадетик», а сильный юноша, более всего дорожащий честью мундира, ловкий гимнаст, любитель потанцевать, влюбляющийся в каждую хорошенькую партнершу.

К юнкерскому периоду относится и его первое выступление в печати — 3 декабря 1889 года в журнале «Русский сатирический листок» появился рассказ Куприна «Последний дебют». Эта история действительно едва не стала первым и последним литературным дебютом юнкера. Позже он вспоминал, как, получив за рассказ гонорар в размере десяти рублей (для него тогда огромная сумма), на радостях купил матери «козловые ботинки», а на оставшийся рубль помчался в манеж погарцевать на лошади (Куприн очень любил лошадей и считал это «зовом предков»). Через несколько дней журнал с его рассказом попался на глаза кому-то из преподавателей, и юнкера Куприна вызвали к начальству: «Куприн, ваш рассказ?» — «Так точно!» — «В карцер!» Будущему офицеру не полагалось заниматься такими «легкомысленными» вещами. Как любой дебютант, он, конечно, жаждал комплиментов и в карцере прочитал свой рассказ отставному солдату, старому училищному дядьке. Тот внимательно выслушал и сказал: «Здорово написано, ваше благородие! А только понять ничего нельзя». Рассказ и действительно был слабый.

После Александровского училища подпоручик Куприн был направлен в Днепровский пехотный полк, который стоял в Проскурове Подольской губернии. Четыре года жизни «в невероятной глуши, в одном из пограничных юго-западных городков. Вечная грязь, стада свиней на улицах, хатенки, мазанные из глины и навоза...» («К славе»), многочасовая муштра солдат, мрачные офицерские кутежи да пошловатые романы с местными «львицами» заставили его задуматься о будущем, как задумается о нем герой его знаменитой повести «Поединок» подпоручик Ромашов, мечтавший о военной славе, но после дикости провинциальной армейской жизни решивший выйти в отставку.

Эти годы дали Куприну знание военного быта, нравов местечковой интеллигенции, обычаев полесского села, а читателю подарили впоследствии такие его произведения, как «Дознание», «Ночлег», «Ночная смена», «Свадьба», «Славянская душа», «Миллионер», «Жидовка», «Трус», «Телеграфист», «Олеся» и другие.

В конце 1893 года Куприн подал прошение об отставке и уехал в Киев. К тому времени он был автором повести «Впотьмах» и рассказа «Лунной ночью» (журнал «Русское богатство»), написанных в стиле душещипательной мелодрамы. Он решает всерьез заняться литературой, но эта «дама» не так-то легко дается в руки. По его словам, он вдруг оказался в положении институтки, которую завели ночью в дебри Олонецких лесов и бросили без одежды, пищи и компаса; «...у меня не было никаких знаний, ни научных, ни житейских», — напишет он в своей «Автобиографии». В ней же он приводит список профессий, которые пытался освоить, сняв военный мундир: был репортером киевских газет, управляющим при строительстве дома, разводил табак, служил в технической конторе, был псаломщиком, играл в театре города Сумы, изучал зубоврачебное дело, пробовал постричься в монахи, работал в кузнице и столярной мастерской, разгружал арбузы, преподавал в училище для слепых, работал на Юзовском сталелитейном заводе (описан в повести «Молох»)...

Этот период завершился выходом в свет небольшого сборника очерков «Киевские типы», который можно считать первой литературной «муштрой» Куприна. За последующие пять лет он совершает довольно серьезный рывок как писатель: в 1896 году публикует в «Русском богатстве» повесть «Молох», где впервые масштабно был показан бунтующий рабочий класс, выпускает первый сборник рассказов «Миниатюры» (1897), куда вошли «Собачье счастье», «Столетник», «Брегет», «Allez!» и другие, затем следуют повесть «Олеся» (1898), рассказ «Ночная смена» (1899), повесть «На переломе» («Кадеты»; 1900).

В 1901 году Куприн приезжает в Петербург довольно известным писателем. Он уже был знаком с Иваном Буниным, который сразу по приезде ввел его в дом Александры Аркадьевны Давыдовой, издательницы популярного литературного журнала «Мир Божий». О ней ходили в Петербурге слухи, будто писателей, выпрашивающих у нее аванс, она запирает в своем кабинете, дает чернила, перо, бумагу, три бутылки пива и выпускает лишь при условии готового рассказа, тут же выдавая и гонорар. В этом доме Куприн нашел свою первую жену — яркую, испанистую Марию Карловну Давыдову, приемную дочь издательницы.

Способная ученица своей матери, она тоже имела твердую руку в обращении с пишущей братией. По крайней мере, за семь лет их брака — время самой большой и бурной славы Куприна — ей удавалось довольно продолжительные периоды удерживать его за письменным столом (вплоть до лишения завтраков, после которых Александра Ивановича клонило в сон). При ней были написаны произведения, выдвинувшие Куприна в первый ряд русских писателей: рассказы «Болото» (1902), «Конокрады» (1903), «Белый пудель» (1904), повесть «Поединок» (1905), рассказы «Штабс-капитан Рыбников», «Река жизни» (1906).

После выхода «Поединка», написанного под большим идейным влиянием «буревестника революции» Горького, Куприн становится всероссийской знаменитостью. Нападки на армию, сгущение красок — забитые солдаты, невежественные, пьяные офицеры — все это «потрафляло» вкусам революционно настроенной интеллигенции, которая и поражение русского флота в русско-японской войне считала своей победой. Эта повесть, без сомнения, написана рукой большого мастера, но сегодня она воспринимается в несколько ином историческом измерении.

Куприн проходит самое сильное испытание — славой. «Это была пора, — вспоминал Бунин, — когда издатели газет, журналов и сборников на лихачах гонялись за ним по... ресторанам, в которых он проводил дни и ночи со своими случайными и постоянными собутыльниками, и униженно умоляли его взять тысячу, две тысячи рублей авансом за одно только обещание не забыть их при случае своей милостью, а он, грузный, большелицый, только щурился, молчал и вдруг отрывисто кидал таким зловещим шепотом: „Геть сию же минуту к чертовой матери!“ — что робкие люди сразу словно сквозь землю проваливались». Грязные кабаки и дорогие рестораны, нищие бродяги и лощеные снобы петербургской богемы, цыганские певицы и бега, наконец, важный генерал, брошенный им в бассейн со стерлядью... — весь набор «русских рецептов» для лечения меланхолии, в которую почему-то всегда выливается шумная слава, был им перепробован (как тут не вспомнить фразу шекспировского героя: «В чем выражается меланхолия великого духом человека? В том, что ему хочется выпить»).

К этому времени брак с Марией Карловной, видимо, исчерпал себя, и Куприн, не умеющий жить по инерции, с юношеской пылкостью влюбляется в воспитательницу своей дочери Лидии — маленькую, хрупкую Лизу Гейнрих. Она была сиротой и уже пережила свою горькую историю: побывала на русско-японской войне сестрой милосердия и вернулась оттуда не только с медалями, но и с разбитым сердцем. Когда Куприн, не откладывая, объяснился ей в любви, она тут же покинула их дом, не желая быть причиной семейного разлада. Вслед за ней ушел из дома и Куприн, сняв номер в петербургской гостинице «Пале-Рояль».

Несколько недель он мечется по городу в поисках бедной Лизы и, само собой, обрастает сочувствующей компанией... Когда большой его друг и почитатель таланта профессор Петербургского университета Федор Дмитриевич Батюшков понял, что этим безумствам не будет конца, он отыскал Лизу в небольшом госпитале, куда она устроилась сестрой милосердия. О чем он с ней говорил? Может быть, о том, что она должна спасти гордость русской литературы... Неизвестно. Только сердце Елизаветы Морицовны дрогнуло и она согласилась немедленно ехать к Куприну; правда, с одним твердым условием: Александр Иванович должен лечиться. Весной 1907 года они вдвоем уезжают в финский санаторий «Гельсингфорс». Эта большая страсть к маленькой женщине стала причиной создания замечательного рассказа «Суламифь» (1907) — русской «Песни песней». В 1908 году у них рождается дочь Ксения, которая впоследствии напишет воспоминания «Куприн — мой отец».

С 1907 по 1914 год Куприн создает такие значительные произведения, как рассказы «Гамбринус» (1907), «Гранатовый браслет» (1910), цикл рассказов «Листригоны» (1907-1911), в 1912 году начинает работу над романом «Яма». Когда он вышел, критика увидела в нем обличение еще одного социального зла России — проституции, Куприн же считал платных «жриц любви» жертвами общественного темперамента испокон века.

К этому времени он уже разошелся в политических взглядах с Горьким, отошел от революционной демократии. Войну 1914 года Куприн называл справедливой, освободительной, за что был обвинен в «казенном патриотизме». В петербургской газете «Новь» появилась его большая фотография с подписью: «А. И. Куприн, призванный в действующую армию». Однако на фронт он не попал — был командирован в Финляндию обучать новобранцев. В 1915 году его признали негодным к строевой службе по здоровью, и он вернулся домой в Гатчину, где в то время жила его семья.

После семнадцатого года Куприн, несмотря на несколько попыток, общего языка с новой властью не нашел (хотя по протекции Горького даже встречался с Лениным, но тот не увидел в нем «четкой идейной позиции») и покинул Гатчину вместе с отступающей армией Юденича. В 1920 году Куприны оказались в Париже.

Во Франции после революции осело около 150 тысяч эмигрантов из России. Париж стал русской литературной столицей — здесь жили Дмитрий Мережковский и Зинаида Гиппиус, Иван Бунин и Алексей Толстой, Иван Шмелев и Алексей Ремизов, Надежда Тэффи и Саша Черный, и многие другие известные писатели. Образовывались всевозможные русские общества, выпускались газеты и журналы... Ходил даже такой анекдот: встречаются на парижском бульваре два русских. «Ну, как тебе здесь живется?» — «Ничего, жить можно, одна беда: слишком много французов».

Первое время, пока еще сохранялась иллюзия унесенной с собой родины, Куприн пытался писать, но дар его постепенно угасал, как и могучее когда-то здоровье, все чаще он жаловался, что работать здесь не может, поскольку привык «списывать» своих героев с жизни. «Прекрасный народ, — высказывался Куприн о французах, — но не говорит по-русски, и в лавочке и в пивной — всюду не по-нашему... А значит это вот что — поживешь, поживешь, да и писать перестанешь».

Самое значительное его произведение эмигрантского периода — автобиографический роман «Юнкера» (1928-1933).

Становился он все более тихим, сентиментальным — непривычным для знакомых. Иногда, правда, все же давала себя знать горячая купринская кровь. Как-то писатель возвращался с друзьями из загородного ресторана на такси, заговорили о литературе. Поэт Ладинский назвал «Поединок» лучшей его вещью. Куприн же настаивал, что лучшее из всего им написанного — «Гранатовый браслет»: там есть высокие, драгоценные чувства людей. Ладинский назвал эту историю неправдоподобной. Куприн рассвирепел: «„Гранатовый браслет“ — быль!» и вызвал Ладинского на дуэль. С большим трудом удалось его отговорить, катая всю ночь по городу, как вспоминала Лидия Арсеньева («Дальние берега». М.: «Республика», 1994).

Видимо, с «Гранатовым браслетом» у Куприна действительно было связано что-то очень личное. На исходе жизни он и сам стал походить на своего героя — состарившегося Желткова. «Семь лет безнадежной и вежливой любви» Желтков писал безответные письма княгине Вере Николаевне. Постаревшего Куприна часто видели в парижском бистро, где он сидел один за бутылкой вина и писал любовные письма к малознакомой женщине. В журнале «Огонек» (1958, № 6) было опубликовано стихотворение писателя, возможно, сочиненное в ту пору. Там есть такие строки:

И никто на свете не узнает,
Что годами, каждый час и миг,
От любви томится и страдает
Вежливый, внимательный старик.

Перед отъездом в Россию в 1937 году он уже мало кого узнавал, да и его почти не узнавали. Бунин пишет в своих «Воспоминаниях»: «...я как-то встретил его на улице и внутренне ахнул: и следа не осталось от прежнего Куприна! Он шел мелкими, жалкими шажками, плелся такой худенький, слабенький, что, казалось, первый порыв ветра сдует его с ног...»

Когда жена увезла Куприна в Советскую Россию, русская эмиграция его не осуждала, понимая — он едет туда умирать (хотя такие вещи воспринимались в эмигрантской среде болезненно; говорили же, к примеру, что Алексей Толстой просто сбежал в «Совдепию» от долгов и кредиторов). Для советского правительства это была политика. В газете «Правда» от 1 июня 1937 года появилась заметка: «31 мая в Москву прибыл вернувшийся из эмиграции на родину известный русский дореволюционный писатель Александр Иванович Куприн. На Белорусском вокзале А. И. Куприна встречали представители писательской общественности и советской печати».

Поселили Куприна в подмосковном доме отдыха для писателей. В один из солнечных летних дней в гости к нему приехали матросы-балтийцы. Александра Ивановича вынесли в кресле на лужайку, где матросы пели для него хором, подходили, пожимали руку, говорили, что читали его «Поединок», благодарили... Куприн молчал и вдруг громко заплакал (из воспоминаний Н. Д. Телешова «Записки писателя»).

Умер 25 августа 1938 года в Ленинграде. В последние эмигрантские годы он часто говорил, что умирать нужно в России, дома, как зверь, который уходит умирать в свою берлогу. Хочется думать, что он ушел из жизни успокоенный и примиренный.

Данное произведение повествует о том, как двое специалистов по лингвистике научили правильному английскому произношению простую девушку, продающую цветы на улицах Лондона. Элиза, как звали девушку, вошла в высшее общество и стала одной из самых модных и интересных дам, которой стали подражать многие молодые богачки. Девушка влюбляется в одного из своих учителей, и у читателя есть повод думать, что им суждено быть вместе.

Основная мысль пьесы в том, что те, кому посчастливилось родиться знатным и богатым, не всегда лучше и умнее тех, кто не принадлежит к высшему свету.

Читать краткое содержание Бернард Шоу Пигмалион

В Лондоне у входа театра несколько человек укрылось от дождя. Это семья по фамилии Хилл, из высшего общества, которые хотят уехать из театра на такси. Мать и дочь боятся что дождь испортит их платья и ожидают, пока их сын и брат по имени Фредди не найдет такси. Бедному Фредди никак не удается найти для них машину.

Там же пережидают дождь двое известных своими научными работами лингвистов, одного из которых зовут профессор Хиггинс, а другого – мистер Пиккеринг. Они знают о работах друг друга, и им выпадает счастливый шанс познакомиться. Возле театра рядом с ними стоит простая неопрятная девушка по имени Элиза, продающая цветы.

Пока все эти люди пытаются найти такси и уехать, один из мужчин случайно толкает девушку, и она роняет свои цветы. Девушка ругается, а лингвисты рассуждают о ее произношении. Одна ненароком брошенная фраза профессора Хиггинса заставляет девушку всерьез задуматься о своей жизни. Профессор сказал, что за короткое время мог бы обучить девушку такому произношению, что ее бы взяли работать в самый модный цветочный магазин в Лондоне.

На следующее утро Элиза сумела найти мистера Хиггинса. Она хочет научиться правильному английскому языку, чтобы работать в хорошем месте. Профессору не нужны ее деньги, однако идея кажется ему любопытной, кроме того, мистер Пикеринг хочет провести эксперимент и хочет заключить с ним спор.

Профессор Хиггинс оставляет Элизу в своем доме и поручает ее своей экономке. Его пари с мистером Пикерингом заключается в том, чтобы научить девушку разговаривать как герцогиня.

Появляется отец Элизы, мусорщик, который пришел к мистеру Хиггинсу, за ней. Между ними завязывается занятный диалог, в котором мусорщик поражает мистера Хиггинса оригинальностью мыслей и суждений.

Спустя месяц профессор Хиггинс, желая провести опыт, знакомит Элизу со своей матерью, чтобы по ее реакции понять, примут ли девушку в свете. Там ее случайно знакомят с семьей Хилл. Это та самая семья, которая в дождливый день стояла на входе в театр.

Разумеется, они не признают в красивой модной девушке ту самую замарашку и ведут с ней беседу. Сначала Элиза разговаривает как настоящая дама, а потом, увлекшись, начинает употреблять привычные выражения и рассказывает о своей жизни. Все подумали, что это модный светский жаргон. Дочь миссис Хилл даже пытается подражать манерам Элизы, а ее сын, Фредди, влюбляется в нее.

Еще через некоторое время друзья представляют Элизу в высшем свете, где она удостаивается внимания. Профессор Хиггинс понимает, что одержал верх в своем пари.

Когда Элиза поняла, что ее учили, наряжали и вывозили только ради опыта, она швыряется в Хиггинса его же собственными туфлями. Он перевернул ее жизнь, и даже не заметил, как она влюбилась в него!

Элиза покидает дом, и Хиггинс без нее чувствует себя совершенно потерянным.

Особого внимания заслуживает отец Элизы, мистер Дуллитл. Он всего лишь мусорщик, но у него очень оригинальные представления о морали. Шутки ради Хиггинс невзначай упомянул в беседе с одним из друзей-миллионеров, что мистер Дуллитл один из самых занятных и оригинальных моралистов в Англии.

Миллионер включил Дуллитла в завещание с тем условием, что тот будет читать лекции о морали и этике. И теперь Дуллитл стал богатым, но потерял свободу. Он вынужден носить модную одежду, читать лекции о морали а, главное, жить по обременительным правилам приличного общества. Поскольку бывший мусорщик читает лекции о морали и этике, ему самому теперь придется связать себя узами семейной жизни с той женщиной, с которой он жил ранее просто так.

В конце концов, Элиза возвращается к Хиггинсу, и читателю верится, что эти двое будут счастливы.

Картинка или рисунок Бернард Шоу - Пигмалион

  • Краткое содержание Распутин Женский разговор

    Откровенный разговор между внучкой и ее бабушкой занимает значительную часть произведения. Главная героиня – непутевая девчонка 16 лет отроду была отправлена к бабушке в глухую деревню, где даже электричество включали по выходным да по праздникам

  • Действие пьесы разворачивается в Лондоне. В летний вечер дождь льет как из ведра. Прохожие бегут к Ковент-Гарденскому рынку и к портику собора св. Павла, где уже укрылось несколько человек, в том числе и пожилая дама с дочерью, они в вечерних туалетах, ждут, когда Фредди, сын дамы, найдет такси и приедет за ними. Все, кроме одного человека с записной книжкой, с нетерпением всматриваются в потоки дождя. Вдали появляется Фредди, не нашедший такси, и бежит к портику, но по дороге налетает на уличную цветочницу, торопящуюся укрыться от дождя, и вышибает у нее из рук корзину с фиалками. Та разражается бранью. Человек с записной книжкой что-то спешно записывает. Девушка сокрушается, что пропали её фиалочки, и умоляет стоящего тут же полковника купить букетик. Тот, чтобы отвязаться, дает ей мелочь, но цветов не берет. Кто-то из прохожих обращает внимание цветочницы, неряшливо одетой и неумытой девушки, что человек с записной книжкой явно строчит на нее донос. Девушка начинает хныкать. Тот, однако, уверяет, что он не из полиции, и удивляет всех присутствующих тем, что точно определяет происхождение каждого из них по их произношению.

    Мать Фредди отправляет сына обратно искать такси. Вскоре, правда, дождь прекращается, и она с дочерью идет на автобусную остановку. Полковник проявляет интерес к способностям человека с записной книжкой. Тот представляется как Генри Хиггинс, создатель «Универсального алфавита Хиггинса». Полковник же оказывается автором книги «Разговорный санскрит». Фамилия его Пикеринг. Он долго жил в Индии и приехал в Лондон специально, чтобы познакомиться с профессором Хиггинсом. Профессору тоже всегда хотелось познакомиться с полковником. Они уже собираются идти ужинать к полковнику в отель, когда цветочница опять начинает просить купить у нее цветочки. Хиггинс бросает ей в корзину горсть монет и уходит с полковником. Цветочница видит, что она теперь владеет, по её меркам, огромной суммой. Когда прибывает Фредди с наконец пойманным им такси, она садится в машину и, с шумом захлопнув дверцу, уезжает.

    На следующее утро Хиггинс у себя дома демонстрирует полковнику Пикерингу свою фонографическую аппаратуру. Внезапно экономка Хиггинса, миссис Пирс, докладывает о том, что некая очень простая девушка желает переговорить с профессором. Входит вчерашняя цветочница. Она представляется Элизой Дулиттл и сообщает, что желает брать у профессора уроки фонетики, ибо с её произношением она не может устроиться на работу. Накануне она слышала, что Хиггинс дает такие уроки. Элиза уверена, что он с радостью согласится отработать те деньги, что вчера, не глядя, бросил в её корзину. Разговаривать о таких суммах ему, разумеется, смешно, однако Пикеринг предлагает Хиггинсу пари. Он подбивает его доказать, что за считанные месяцы может, как уверял накануне, превратить уличную цветочницу в герцогиню. Хиггинс находит это предложение заманчивым, тем более что Пикеринг готов, если Хиггинс выиграет, оплатить всю стоимость обучения Элизы. Миссис Пирс уводит отмывать Элизу в ванную комнату.

    Через некоторое время к Хиггинсу приходит отец Элизы. Он мусорщик, простой человек, но поражает профессора своим прирожденным красноречием. Хиггинс просит у Дулиттла позволения оставить его дочь у себя и дает ему за это пять фунтов. Когда появляется Элиза, уже вымытая, в японском халате, отец сначала даже не узнает свою дочь. Через пару месяцев Хиггинс приводит Элизу в дом к своей матери, как раз в её приемный день. Он хочет узнать, можно ли уже вводить девушку в светское общество. В гостях у миссис Хиггинс находятся миссис Эйнсфорд Хилл с дочерью и сыном. Это те самые люди, с которыми Хиггинс стоял под портиком собора в тот день, когда впервые увидел Элизу. Однако они не узнают девушку. Элиза сначала и ведет себя, и разговаривает, как великосветская леди, а затем переходит на рассказ о своей жизни и использует при этом такие уличные выражения, что все присутствующие только диву даются. Хиггинс делает вид, что это новый светский жаргон, таким образом сглаживая ситуацию. Элиза покидает собравшихся, оставляя Фредди в полнейшем восторге.

    После этой встречи он начинает слать Элизе письма на десяти страницах. После ухода гостей Хиггинс и Пикеринг наперебой, увлеченно рассказывают миссис Хиггинс о том, как они занимаются с Элизой, как учат её, вывозят в оперу, на выставки, одевают. Миссис Хиггинс находит, что они обращаются с девушкой, как с живой куклой. Она согласна с миссис Пирс, которая считает, что они «ни о чем не думают».

    Еще через несколько месяцев оба экспериментатора вывозят Элизу на великосветский прием, где она имеет головокружительный успех, все принимают её за герцогиню. Хиггинс выигрывает пари.

    Придя домой, он наслаждается тем, что эксперимент, от которого он уже успел подустать, наконец закончен. Он ведет себя и разговаривает в своей обычной грубоватой манере, не обращая на Элизу ни малейшего внимания. Девушка выглядит очень уставшей и грустной, но при этом она ослепительно красива. Заметно, что в ней накапливается раздражение.

    В конце концов она запускает в Хиггинса его туфлями. Ей хочется умереть. Она не знает, что с ней дальше будет, как ей жить. Ведь она стала совершенно другим человеком. Хиггинс уверяет, что все образуется. Ей, однако же, удается задеть его, вывести из равновесия и тем самым хотя бы немного за себя отомстить.

    Ночью Элиза сбегает из дома. Наутро Хиггинс и Пикеринг теряют голову, когда видят, что Элизы нет. Они даже пытаются разыскать её при помощи полиции. Хиггинс чувствует себя без Элизы как без рук. Он не знает ни где лежат его вещи, ни какие у него назначены на день дела. Приезжает миссис Хиггинс. Затем докладывают о приходе отца Элизы. Дулиттл очень изменился. Теперь он выглядит как зажиточный буржуа. Он в негодовании набрасывается на Хиггинса за то, что по его вине ему пришлось изменить свой образ жизни и теперь стать гораздо менее свободным, чем он был прежде. Оказывается несколько месяцев назад Хиггинс написал в Америку одному миллионеру, основавшему по всему свету филиалы Лиги моральных реформ, что Дулиттл, простой мусорщик, сейчас самый оригинальный моралист во всей Англии. Тот умер, а перед смертью завещал Дулиттлу пай в своем тресте на три тысячи годового дохода при условии, что Дулиттл будет читать до шести лекций в год в его Лиге моральных реформ. Он сокрушается, что сегодня, например, ему даже приходится официально жениться на той, с кем уже несколько лет он прожил без регистрации отношений. И все это потому, что он вынужден теперь выглядеть как почтенный буржуа. Миссис Хиггинс очень рада, что отец, наконец, может позаботиться о своей изменившейся дочери, как она того заслуживает. Хиггинс, однако, и слышать не желает о том, чтобы «вернуть» Дулиттлу Элизу.

    Миссис Хиггинс говорит, что знает, где Элиза. Девушка согласна вернуться, если Хиггинс попросит у нее прощения. Хиггинс ни в какую не соглашается пойти на это. Входит Элиза. Она выражает Пикерингу благодарность за его обращение с ней как с благородной дамой. Именно он помог Элизе измениться, несмотря на то что ей приходилось жить в доме грубого, неряшливого и невоспитанного Хиггинса. Хиггинс поражен. Элиза добавляет, что если он будет продолжать её «давить», то она отправится к профессору Непину, коллеге Хиггинса, и станет у него ассистенткой и сообщит ему обо всех открытиях, сделанных Хиггинсом. После всплеска возмущения профессор находит, что теперь её поведение даже лучше и достойнее, чем то, когда она следила за его вещами и приносила ему домашние туфли. Теперь, уверен он, они смогут жить вместе уже не просто как двое мужчин и одна глупая девушка, а как «три дружных старых холостяка».

    Элиза отправляется на свадьбу отца. Судя по всему, она все же останется жить в доме Хиггинса, поскольку успела к нему привязаться, как и он к ней, и все у них пойдет по-прежнему.

    Клара Эйнсфорд Хилл , дочь.

    Миссис Эйнсфорд Хилл, ее мать.

    Прохожий.

    Элиза Дулиттл , цветочница.

    Альфред Дулиттл, отец Элизы.

    Фредди, сын миссис Эйнсфорд Хилл.

    Джентльмен.

    Человек с записной книжкой.

    Саркастический прохожий.

    Генри Хиггинс , профессор фонетики.

    Пикеринг , полковник.

    Миссис Хиггинс, мать профессора Хиггинса.

    Миссис Пирс , экономка Хиггинса.

    Несколько человек в толпе.

    Горничная.

    Действие первое

    Ковент-Гарден. Летний вечер. Дождь как из ведра. Со всех сторон отчаянный рев автомобильных сирен. Прохожие бегут к рынку и к церкви св. Павла, под портиком которой уже укрылось несколько человек, в том числе пожилая дама с дочерью, обе в вечерних туалетах. Все с досадой всматриваются в потоки дождя, и только один человек, стоящий спиной к остальным, по-видимому, совершенно поглощен какими-то отметками, которые он делает в записной книжке. Часы бьют четверть двенадцатого.

    Дочь (стоит между двумя средними колоннами портика, ближе к левой). Я больше не могу, я вся продрогла. Куда девался Фредди? Полчаса прошло, а его все нет.

    Мать (справа от дочери). Ну, уж не полчаса. Но все-таки пора бы ему привести такси.

    Прохожий (справа от пожилой дамы). Это вы и не надейтесь, леди: сейчас ведь все из театров едут; раньше половины двенадцатого ему такси не достать.

    Мать. Но нам необходимо такси. Не можем же мы стоять здесь до половины двенадцатого. Это просто возмутительно.

    Прохожий. Да я-то тут при чем?

    Дочь. Будь у Фредди хоть капля сообразительности, он взял бы такси у театра.

    Мать. Чем он виноват, бедный мальчик?

    Дочь. Другие ведь достают. Почему же он не может?

    Со стороны Саутгемптон-стрит влетает Фредди и становится между ними, закрыв зонтик, с которого стекает вода. Это молодой человек лет двадцати; он во фраке, брюки у него внизу совершенно мокрые.

    Дочь. Так и не достал такси?

    Фредди. Нет нигде, хоть умри.

    Мать. Ах, Фредди, неужели совсем, совсем нет? Ты, наверно, плохо искал.

    Дочь. Безобразие. Уж не прикажешь ли нам самим идти за такси?

    Фредди. Я же вам говорю, нигде ни одного нет. Дождь пошел так неожиданно, всех застигло врасплох, и все бросились к такси. Я прошел до самого Чэринг-кросс, а потом в другую сторону, почти до Ледгейт-цирка, и ни одного не встретил.

    Мать. А на Трафальгар-сквер был?

    Фредди. На Трафальгар-сквер тоже ни одного нет.

    Дочь. А ты там был?

    Фредди. Я был на Чэринг-кросском вокзале. Что ж ты хотела, чтоб я до Гаммерсмита маршировал под дождем?

    Дочь. Нигде ты не был!

    Мать. Правда, Фредди, ты как-то очень беспомощен. Ступай снова и без такси не возвращайся.

    Фредди. Только зря вымокну до нитки.

    Дочь. А что же нам делать? По-твоему, мы всю ночь должны простоять здесь, на ветру, чуть не нагишом? Это свинство, это эгоизм, это…

    Фредди. Ну ладно, ладно, иду. (Раскрывает зонтик и бросается в сторону Стрэнда, но по дороге налетает на уличную цветочницу, торопящуюся укрыться от дождя, и вышибает у нее из рук корзину с цветами.)

    В ту же секунду сверкает молния, и оглушительный раскат грома как бы аккомпанирует этому происшествию.

    Цветочница. Куда прешь, Фредди! Возьми глаза в руки!

    Фредди. Простите. (Убегает.)

    Цветочница (подбирает цветы и укладывает их в корзинку). А еще образованный! Все фиалочки в грязь затоптал. (Усаживается на плинтус колонны справа от пожилой дамы и принимается отряхивать и расправлять цветы.)

    Ее никак нельзя назвать привлекательной. Ей лет восемнадцать – двадцать, не больше. На ней черная соломенная шляпа, сильно пострадавшая на своем веку от лондонской пыли и копоти и едва ли знакомая со щеткой. Волосы ее какого-то мышиного цвета, не встречающегося в природе: тут явно необходимы вода и мыло. Порыжелое черное пальто, узкое в талии, едва доходит до колен; из-под него видна коричневая юбка и холщовый фартук. Башмаки, видно, также знали лучшие дни. Без сомнения, она по-своему чистоплотна, однако рядом с дамами решительно кажется замарашкой. Черты лица у нее недурны, но состояние кожи оставляет желать лучшего; кроме того, заметно, что она нуждается в услугах дантиста.

    Мать. Позвольте, откуда вы знаете, что моего сына зовут Фредди?

    Цветочница. А, так это ваш сын? Нечего сказать, хорошо вы его воспитали… Разве это дело? Раскидал у бедной девушки все цветы и смылся, как миленький! Теперь вот платите, мамаша!

    Дочь. Мама, надеюсь, вы не сделаете ничего подобного. Еще недоставало!

    Мать. Подожди, Клара, не вмешивайся. У тебя есть мелочь?

    Дочь. Нет. У меня только шестипенсовик.

    Цветочница (с надеждой). Вы не беспокойтесь, у меня найдется сдачи.

    Мать (дочери). Дай сюда.

    Дочь неохотно расстается с монетой.

    Так. (Девушке.) Вот вам за цветы, моя милая.

    Цветочница. Дай вам бог здоровья, леди.

    Дочь. Возьмите у нее сдачи. Эти букетики стоят не больше пенни.

    Мать. Клара, тебя не спрашивают. (Девушке.) Сдачи не надо.

    Цветочница. Дай вам бог здоровья.

    Мать. А теперь скажите мне, откуда вы знаете, как зовут этого молодого человека?

    Цветочница. А я и не знаю.

    Мать. Я слышала, как вы его назвали по имени. Не пытайтесь обмануть меня.

    Цветочница. Очень мне нужно вас обманывать. Я просто так сказала. Ну, Фредди, Чарли – надо же как-нибудь назвать человека, если хочешь быть вежливым. (Усаживается возле своей корзины.)

    Дочь. Зря выбросили шесть пенсов! Право, мама, уж от этого вы могли бы Фредди избавить. (Брезгливо отступает за колонну.)

    Пожилой джентльмен – приятный тип старого армейца – взбегает по ступеням и закрывает зонтик, с которого течет вода. У него, так же как у Фредди, брюки внизу совсем мокрые. Он во фраке и легком летнем пальто. Становится на свободное место у левой колонны, от которой только что отошла дочь.

    Джентльмен. Уфф!

    Мать (джентльмену). Скажите, пожалуйста, сэр, все еще не видно никакого просвета?

    Джентльмен. К сожалению, нет. Дождь только что полил еще сильнее. (Подходит к тому месту, где сидит цветочница, ставит ногу на плинтус и, нагнувшись, подвертывает мокрую штанину.)

    Мать. Ах, боже мой! (Жалобно вздыхает и отходит к дочери.)

    Цветочница (спешит воспользоваться соседством пожилого джентльмена, чтобы установить с ним дружеские отношения). Раз полил сильнее, значит скоро пройдет. Не расстраивайтесь, кэптен, купите лучше цветочек у бедной девушки.

    Джентльмен. Сожалею, но у меня нет мелочи.

    Цветочница. А я вам разменяю, кэптен.

    Джентльмен. Соверен? У меня других нет.

    Цветочница. Ух ты! Купите цветочек, кэптен, купите. Полкроны я могу разменять. Вот возьмите этот – два пенса.

    Джентльмен. Ну, девочка, только не приставать, я этого не люблю. (Роется в карманах.) Право же, нет мелочи… Погодите, вот полтора пенса, если это вас устроит… (Отходит к другой колонне.)

    Цветочница (она разочарована, но все-таки решает, что полтора пенса лучше, чем ничего). Спасибо вам, сэр.

    Прохожий (цветочнице). Ты смотри, взяла деньги, так дай ему цветок, а то вон тот тип стоит и записывает каждое твое слово.