Телесные наказания девушек и женщин. Наказание для прекрасных дам

Европейское Средневековье многие воспринимают как эру поклонения женщинам. Блестящие рыцари, пажи, поэты-трубадуры, сочиняющие мадригалы в честь прекрасных дам. На самом деле представительницы слабого пола постоянно жили под страхом наказания.

Положение женщины, в том числе и самой знатной, в средневековом европейском обществе было строго регламентировано. До замужества она находилась в полной власти отца или братьев, а после заключения брака принадлежала мужу.

Иноверцам «интим» запрещен

Считалось, что замужняя дама, в отличие от девушки, стоит на более высоком уровне духовного развития, потому наказания за ее проступки применялись более жестокие.

Так, забеременевшую вне брака девицу били плетьми и ссылали в монастырь. А супружеская неверность наказывалась строже. В раннем Средневековье изменницу рассекали мечом на две части. Перед этим ее могли измазать грязью, калом, привязать к лошади и таскать на веревке по окрестным полям. Позже знатную даму, уличенную в прелюбодействе, либо сжигали на костре, либо отрубали ей голову на эшафоте.

В Сицилийском королевстве неверным женам публично отрезали носы, лишали всего имущества, отнимали детей - и оставляли изменщицу сидеть на рыночной площади. Чтобы прокормить себя, у таких женщин оставалось только два пути - воровство или проституция. Стоит отметить, что неверных мужей за измену не наказывали никак.

Довольно жесткие законы действовали и в . Испанский уголовный кодекс «Семь партид», составленный еще в XIII веке при короле Альфонсо X Мудром, строго запрещал супружеские измены.

Также испанским женщинам категорически запрещалось вступать в интимные отношения с иноверцами, то есть с иудеями и маврами. Действие закона распространялось даже на тех женщин, которые были свободны от уз брака. В Испании тогда шла Реконкиста, то есть война за освобождение Иберийского полуострова от мавров. Поэтому общение испанских женщин с нехристиа-нами приравнивалось к государственной измене.

Вдову или девицу за первый случай прелюбодейства с нехристианином лишали половины собственности. А за второй сжигали на костре вместе с любовником. В случае измены женатой испанки ее наказание перепоручалось супругу. Он мог лично заколоть жену кинжалом или сжечь на костре, если хотелось.

Сварливые жены или ведьмы?

В Средние века в Европе в качестве особого женского преступления рассматривался проступок, который называли по латыни communis rixatrix - «общественная склочность». Под этим юридическим термином подразумевалась чрезмерная сварливость женщины, ее неумение найти общий язык с домочадцами и соседями.

Если женщина часто скандалила в семье, громко ругалась с соседями, неподобающим образом вела себя на рынке, ее отводили в суд и приговаривали к позорному наказанию, которое заключалось в следующем. Обвиненную в сварливости женщину стражники привязывали к стулу и таскали по всем улицам в сопровождении «потерпевших» от ее языка и других городских зевак. А потом тащили к подходящему водоему и десяток раз погружали в воду, что часто приводило «преступниц» к смерти от переохлаждения. Как альтернативный вариант, на сварливую женщину надевали «позорный колпак» - железную маску с заостренным кляпом. Конструкция маски была такой, что самостоятельно снять ее женщина не могла. В ней она спала, мылась, ходила на рынок и занималась домашним хозяйством. Снять «позорный колпак» можно было только по решению судьи, месяца через два-три.

Если после таких суровых экзекуций женщина не избавлялась от природной сварливости, ее могли обвинить в связях с нечистой силой и объявить ведьмой.

Средневековые юристы и теологи считали, что изначально женщина имеет ангельский характер. Если она начинала вести себя неадекватно, значит в нее вселился дьявол. Для изгнания бесов предлагался целый арсенал средств - молитвы, посты, бичевание плетью. Если все это не помогало, женщину отправляли на костер.

В 1484 году немецкий монах Генрих Крамер опубликовал свой знаменитый труд под названием «Молот ведьм». Он содержал в себе подробные инструкции, как разоблачить ведьму, и описывал различные виды «женского беснования». Чуть позже папа римский Иннокентий VIII издал специальную буллу, направленную против ведьм.

Собственно говоря, с этого момента в Европе и началась массовая охота за женщинами, которых обвиняли в связях с нечистой силой. Активная борьба с ведьмами продолжалась почти двести лет. Любопытно, что начавшаяся Реформация только усугубила эти процессы. В протестантских странах ведьм преследовали более жестко и в больших масштабах, чем в католических регионах. Особенно пострадали от «охоты на ведьм» , Голландия и . Так, в саксонском городе Кведлингбурге, имевшем население двенадцать тысяч человек, в один день сожгли 133 ведьмы.

По обвинению в связях с нечистой силой сжигали не только неграмотных крестьянок, но и светских дам. В Бонне на костер отправили и жену местного канцлера, и супругу его личного секретаря, и воспитанницу князя.

По оценкам историков, всего во время большой «охоты на ведьм» в странах Европы сожгли около 50 тысяч женщин, а 100 тысяч были подвергнуты жестоким пыткам. Все это безумие закончилось только в конце XVII века.

Главное-не бить по голове!

Однако и в дальнейшем в Европе действовали жесткие законы, направленные против всевозможных женских «вольностей». В и девицу, родившую ребенка вне брака, били плетьми и навечно заключали в работный дом. Дитя у нее отбирали и отдавали в церковный приют. Считалось, что такая безнравственная мать не сможет достойно воспитать своего ребенка.

При разводе муж не только забирал детей к себе, но мог запретить бывшей жене к ним приближаться. Только в 1889 году разведенным англичанкам позволили оставлять у себя маленьких детей до семи лет, а старших - хотя бы навещать.

А если жена отказывалась жить с супругом половой жизнью, выполнять супружеские обязанности, то по жалобе мужа ее на определенное время могли отправить в тюрьму или работный дом. В Барселоне открыли даже специальное исправительное заведение для плохих жен. Муж, который не мог самостоятельно наставить на путь истинный свою супругу, подавал на нее заявление. Даму арестовывали и заключали в Коррекционный дом. Там женщины постились, молились, работали от рассвета и до заката, а для «профилактики» еще и подвергались телесным наказаниям. Одновременно их обучали достойно вести домашнее хозяйство, вкусно готовить и не транжирить семейные деньги.

В Англии и Уэльсе мужьям официально разрешалось бить нерадивых жен палками - но только деревянными, не толще среднего пальца, не более трех раз за один проступок и не по голове. Чем не пример гуманизма «гламурного» XVIII века?

Послабления в «женском вопросе» в Европе начались только в начале XX столетия. Но и тогда государство оставило за собой право грубо обращаться с дамами, которые боролись свои права. Так, английское правительство в начале XX века вело настоящую войну против движения суфражисток.

Эти гражданские активистки добивались введения избирательного права для английских женщин, устраивая шумные митинги и демонстрации. Полиция жестко их разгоняла. В тюрьму за нарушение общественного порядка попало около тысячи активисток движения. Оказавшись в заключении, суфражистки начали протестовать единственным возможным способом - устраивать массовые голодовки. Тогда их стали кормить насильно. Зонд для еды вводили, как правило, через нос. При этом женщин связывали, они сопротивлялись, трубки обдирали слизистую оболочку. Некоторые дамы выходили из тюрьмы инвалидами, но продолжали бороться. А в 1913 году британский парламент принял закон, который назвали «Игра в кошки-мышки». Согласно ему, голодающую зечку могли выпустить из тюрьмы домой - но лишь только она начнет есть, снова схватить и посадить!

Теперь я точно знаю, что такое когнитивный диссонанс. Недавно увидел в сети видео, как две мусульманки, шутя и веселясь, рассуждают о наказании (читай битье) жен, подразумевая себя, что это хорошо и правильно, даже демонстрировали, чем, в каких случаях и как именно мужчина может бить свою жену.

Субъект наказания рассказывает субъекту, который к нему применяет меры физического воздействия, как лучше это сделать! И это не прикол!
Читайте сами.

Битье жен в наказание и назидание — для большей части современного мира нонсенс, но не для всего. Например, для некоторой части последователей ислама это норма жизни. А раз это явление обычное, то и беседы о нем ведут как о любом повседневном вопросе - будь то рецепт пахлавы или метод обрезки винограда. Или вот в книгах об исламском этикете читателям подробно объясняют, какая жена заслуживает побоев, чем именно ее нужно бить, куда следует наносить удары и что нужно при этом говорить. Но одно дело, когда об этом рассуждают мужчины, как воплотители данной традиции, и совсем другое — женщины...




Видео с беседой двух мусульманок, где они обсуждали, как правильно мужу бить свою жену, появилось в Facebook около месяца назад и тут же разлетелось по пабликам и средствам массовой информации. Обе женщины, участвующие в дискуссии, сходятся во мнении, что если жена изменяет или обманывает — ее можно стукнуть, но вот если она, например, отказывается готовить — то за это, наверное, нельзя.



Обе женщины живут в Австралии. Ту, что слева, зовут Рим Аллуче, она учительница начальных классов в сиднейской школе. Ее собеседница — Атика Латифи. Обе они относятся к радикальному исламистскому течению "Хизб ут-Тахрир" (запрещенному в России), в их среде мужчинам разрешается "наказывать" женщин.



Атика Латифи демонстрирует специальную маленькую палочку "сивак", предназначенную для символического наказания "непослушных" жен. Дальше они делятся знаниями и опытом, рассказывая, что для наказания можно использовать не только его, но и скрученный шарф или кусок ткани.



"Это символический акт, красивое благословение Аллаха", — утверждают явно послушные жены.

При этом обе соглашаются, что, конечно, наказывать нужно только тех жен, кто согрешил — то есть выказал неуважение к Аллаху или своему мужу. Возмездие, по их мнению, неотвратимо в следующих случаях:
неподчинение мужу,
аморальное поведение,
обман,
прием в доме гостей, неугодных мужу.

"Ну а такое несущественное прегрешение, как неприготовленный ужин, наказываться не должно", — с этим согласись обе.



Почему же муж имеет право на введение дисциплинарных мер? — задают они вопрос себе и зрителям. — Потому что он глава семьи и должен уметь наводить в ней порядок. Со стороны мужа подобные действия — доказательство того, что он "любит свою жену и боится за нее". К тому же супругу запрещено сразу применять физическое воздействие. Поначалу жене надо сделать выговор. Если она не исправит своего поведения — перестать делить с ней ложе. Ну а если и это не поможет, то можно ее ударить — слегка.

"Мужу разрешается ударить жену в качестве острастки, чтобы преподать ей урок. Это не должно быть больно или грубо, это делается для ее же блага".



Степень подобного "блага" порой бывает так явно видна на лице, что и хиджаб не помогает. Осенью на марокканском ТВ прошел сюжет с советами визажиста, как маскировать следы от мужниных побоев, чтобы они не мешали женам вести обычную жизнь. Оказывается, синяки будут не так заметны, если использовать, например, рассыпчатую пудру.



А вот советы авторов книг об исламском этикете

Доктор Гази Аль-Шимари, эксперт по семейным отношениям, Саудовская Аравия:
Если муж говорит жене: "Будь внимательна, дети играют рядом с плитой или "Уведи детей от электрической розетки", а она отвечает: "Я занята", то жену можно ударить зубной щеткой или чем-то похожим. Никогда не бейте ее бутылкой с водой, тарелкой или ножом - это запрещено.

Джордж Буске, автор книги "Секс-этикет в Исламе":
Следует бить женщин, да, но существует множество путей это делать: если женщина худая, то бить нужно тростью, если она обладает мощным телосложением, - кулаком, пухленькую женщину - раскрытой ладонью. Таким образом тот, кто бьет, не нанесет повреждений самому себе.

Абдул-латиф Муштахири, автор книги "Вы спрашиваете, и ислам отвечает":
Если отлучение жены от постели не дает результатов и ваша жена продолжает вести себя непослушно, значит, что она принадлежит к типу холодных и упрямых женщин - ее характер можно исправить наказанием, то есть битьем. Бить нужно так, чтобы не сломать кости и не спровоцировать кровотечение. Многие жены обладают подобным характером, и только такой способ может привести их в чувство.

Гассан Аша, автор книги "О подчинении женщины в исламе":
Муж имеет право произвести телесное наказание в отношении жены в случаях, если она:
- Отказывается делать все, чтобы выглядеть привлекательной для мужа.
- Отказывается удовлетворять его сексуальные потребности.
- Покидает дом без разрешения.
- Пренебрегает своими религиозными обязанностями.
Орудие наказания (прут) следует держать на виду, так, чтобы ваша жена могла всегда его видеть.


Я понимаю, традиции, почтение, но, господа хорошие, мы же живем в XXI веке, люди на Марс собрались, как же так можно…

Мы никогда не были застрахованы от наказаний, как бы ни старались выполнять все возраставшую норму выработки и не привлекать к себе внимания. Заключенных избивали во время работы, если надзирательница была в плохом настроении. Их сажали в бункер или отправляли в штрафблок «за отказ от работы», если они, измученные болезнью или лишениями, падали без сил; на них натравливали собак, если они шли недостаточно быстро. Самым мягким наказанием было стоять подолгу на плацу. И это после двенадцати часов работы, в жару и холод, в любую непогоду. Многие падали замертво. А сколько погибло в бункере!

Самым унизительным из всех наказаний было избиение кнутом. Вот что рассказывала мне в Равенсбрюке Марта Вёлькерт.

Они обвинили меня в «осквернении расы» за то, что я дала двум полякам пару старых тряпок моего мужа. Тогда он был уже в солдатах. А у этих несчастных были только лохмотья на теле. Я познакомилась с ними, когда они кололи дрова за тарелку супа у моих соседей. А нацисты уже давно имели зуб против меня. Я не вступила в их женский союз, не сунула ни пфеннига в их кружки для пожертвований. Нацистский флаг мы тоже никогда не вывешивали и «Хайль, Гитлер!» не кричали.

Как-то в нашей деревне объявили вербовку на мыловаренный завод под Гентином. Я знала от одной женщины, которая вернулась оттуда желтой, как лимон, и больная, что завод вовсе не мыловаренный, а пороховой. Что же, разве я не должна была предупредить женщин? Но одна из них донесла на меня. Прямо в поле меня забрали. В ратуше незнакомый гестаповец стал обвинять меня не в том, что я рассказывала о Гентине, а в том, будто я спуталась с поляками. Я им, конечно, сказала, что все это ложь. Но они хотели использовать ее как повод, чтобы, придравшись ко мне, проучить других. Перед всем народом, на базарной площади, мне остригли волосы. Я чуть не умерла от стыда. Это была их подлая месть за то, что я не хотела быть заодно с нацистами.

Но это было только начало. После полутора лет тюрьмы Марту отправили в Равенсбрюк. На сопроводительных документах стояло: «Усиленный режим». Так гестапо расправлялось с теми, кого обвиняли в «осквернении расы». «Усиленный режим» означал телесные наказания.

Приговоры о телесном наказании приводились в исполнение два раза в неделю в подвале бункера. Поручали их уголовницам, которые шли на это за лишнюю пайку хлеба или миску похлебки.

В центре помещения для экзекуции стояла «кобыла» - высокая скамья, справа от нее на стене на крючках висели сплетенные из кожи хлысты с петлей у рукоятки и полотенца. По другую сторону, у сточной раковины, стояли ведра с водой. Если жертва теряла сознание, ее обливали водой. Тут же стояла еще одна скамья, на которой лежало несколько одеял.

Вот в этом бункере и избивали Марту.

Однажды во вторник на утреннем аппеле мне велели явиться к бункеру,- рассказывала она.- Блоковая отвела меня туда. У бункера уже стояли двадцать две женщины из разных блоков. Пришла старшая надзирательница Бинц и открыв бункер, приказала нам построиться там в коридоре в две шеренги. Никто не произнес ни слова, каждая была занята своими мыслями, всем было страшно. Через некоторое время пришли комендант лагеря Зурен, лагерный врач - он всегда присутствовал при этом,- один эсэсовец и палачка - заключенная с зеленым винкелем.

Бинц стала вызывать нас по лагерному номеру но одной в помещение для экзекуций. После наказания каждая снова должна была встать сзади в строй.

Меня вызвали почти последней. От страха едва не разорвалось сердце, еще и потому, что я увидела, как та, с зеленым винкелем, волокла через дверь в соседнее помещение женщину, которую вызвали передо мной.

Бинц зачитала мне приказ об аресте и приговор: два раза по двадцать пять ударов! Потом Зурен приказал лечь на скамью для наказаний.

В деревянные тиски неподвижно закрепили ноги, палачка пристегнула меня ремнями к скамье. Юбку натянули на голову, обнажив зад (панталоны мы должны были снять еще, в блоке). Голову завернули одеялом, наверно, чтобы заглушить крики.

Когда меня пристегивали, я сделала глубокий вдох, чтобы не быть очень туго стянутой. Когда Зурен это заметил, он наступил на меня коленом и затянул ремни так туго, что я застонала от боли.

Приказали громко считать удары, но я досчитала только до одиннадцати. Еще глухо слышала, как палачка, ударяя, считала дальше, Я кричала. Это облегчало боль. Почувствовала, как кто-то щупал мне пульс. Казалось, будто зад у меня из дубленой кожи. Когда в коридоре снова встала в строй, мне стало дурно.

Наконец все получили свое наказание. Зурен, Бинц и СС-обершарфюрер Пфляум вошли в коридор, перешептываясь о чем-то друг с другом. Зурен грубо сказал нам: «Построиться в один ряд и повернуться спиной. Нагнуться и поднять юбки!»

И все трое, смеясь и отпуская циничные замечания, начали рассматривать нас. После пытки на «кобыле» еще это унижение и издевательство!

Только четырнадцать женщин, едва держась на ногах, вернулись в лагерь. Остальных отправили в ревир.

Как мне хотелось остаться в блоке! Но было время уборки картофеля, и блоковая погнала меня на полевые работы. В первый день было еще терпимо, но с каждым днем боль становилась все сильнее. Затянувшиеся было рубцы лопались от малейшего движения.

Вторые двадцать пять ударов я получила в пятницу на той же неделе. Они были еще мучительнее, чем первые, потому что раны еще не зажили. Я сосчитала только до семи. В эту пятницу нас было тридцать женщин, и многим они отбили почки или повредили легкие. Мне, можно сказать, еще повезло.

В этот раз я не смогла выйти на работу. Блоковая отправила меня в десятый блок для больных. Я не могла сидеть, лежала только на животе. Боже, какие это были боли! На одной кровати со мной лежала маленькая русская. На ней не было даже рубашки. Она металась в бреду и, задевая меня, причиняла мне боль. Потом затихла и умерла. На мое сообщение об этом никто не обратил внимания. Убрали труп лишь на следующий день.

Ревир был санчастью только на словах. Там никому не помогали. На мое счастье, штубовая смогла взять меня обратно в блок. Она раздобыла из пошивочной мастерской машинное масло и смазывала им мои рубцы на коже. Другого лекарства не было.

Еще сегодня я чувствую тяжелые последствия этого наказания. У меня болят почки.

Существовал особый циркуляр для всех концентрационных лагерей. В нем предписывалось: рейхсфюрер СС и шеф немецкой полиции распорядился, что, если в решении о телесном наказании (для заключенных как мужского так и женского пола) добавлено слово «строгий», то это значит, что избиение плетьми производится по обнаженной задней части тела.

Мы уже сказали, что при всех истязаниях стараются причинить как можно больше мучений, не повреждая кожи.

По словам того же корреспондента, очень часто наказывают провинившуюся девушку еще так, раздевают ее донага, ставят спиной к колонне в комнате или стене, связав кисти рук, поднимают их вверх и привязывают за руки к стене так, чтобы один локоть закрывал лицо, ноги наказываемой привязывали к кольцам в полу и в таком положении владелец или евнух наказывают ее розгами по передней части тела. Так как эта часть тела особенно чувствительна, а наказание производится обыкновенно довольно жестоко, то редко когда несчастная выносит назначенное число розог, не потеряв от боли сознания; но ее тогда приводят в чувство и затем опять продолжают драть, пока не дадут сполна назначенное число ударов. Правда, подобному наказание подвергают за более важные проступки, как например - за побег, на которых не действуют другие наказания, за покушение к побегу, потерю невинности, при чем за последний проступок всегда наказывают, не щадя кожи и нередко засекают на смерть.

За побег обыкновенно подвергают подобному наказанию после жестокого истязания и наказания по задней части тела, после выхода из ванной…

Корреспонденту удалось купить в Бейруте рисунок, изображающей наказание подобным способом девушки владельцем подобного склада рабынь.

По словам известного испанского историка Кольменара, в средние века в Мадриде, существовали процессии флагеллянтов, о которых я говорил в первом томе. В церемониал этих процессий входило столько же религиозного, сколько и любовного отношения к женщине. Но я предпочитаю предоставить слово самому историку. Вот что он пишет:

«В этих процессиях принимали участие все кающиеся или флагеллянты, стекавшиеся со всех кварталов города. На голову они надевали очень высокий, белый полотняный колпак в виде сахарной головы, с передней части его спускалась широкая полотняная полоса, которая закрывала лицо. Среди участвующих, конечно, были лица, подвергавшие себя публичной флагелляции, движимые чувствами действительной набожности; но другие практиковали ее, чтобы угодить своим любовницам; подобная галантность была совершенно оригинальной и неведомой другим народам. Эти милые флагеллянты надевали белые перчатки и такого же цвета ботинки, рубашку, рукава которой были украшены лентами, на голове и на плаще была лента любимого цвета.

Они бичевали себя по вполне определенным правилам веревочной плеткой, на концах хвостов которой были вплетены кусочки стекла. Тот, кто сек себя с большей силой, считался более мужественным и достойным большого уважения.

Эти странные влюбленные, проходя под окнами своих дульциней, наносили себе более сильные удары. Но в то же время все эти флагеллянты выражали свое восхищение и перед встречными женщинами, особенно если они были хорошенькие, в таком случае они старались, чтобы несколько капель их крови попало на них. Если даме нравился флагеллянт и она хотела отнестись благосклонно к его ухаживанию, она поднимала свою вуаль.

В те времена многие жены находили, что из-за телесного наказания, которому подверг ее муж, не стоит особенно огорчаться. Некоторые из них даже находили удовольствие в этих побоях. Муж, бьющий жену, доказывает, что он дорожит ею, иначе он не старался бы ее исправить наказаниями.

В то время подобного взгляда придерживались почти все народы. Раньше, когда на жену смотрели почти как на рабыню, дело обстояло совершенно иначе: за малейшую провинность муж приказывал сечь ее своей прислуге и, вероятно, подобное унижение не доставляло ей большого удовольствия. По видимому, в Испании мужья или любовники, приказывающие пороть своих жен или любовниц, не пользовались от них за то большим уважением, если судить по рассказу знаменитого Сервантеса - «Ринконет и Картадийо».

«…Только что Мониподио, капитан королевской гвардии, начальник караула, собрался поужинать в компании двух веселых молодых дам, как в дверь сильно постучались. Мониподио прицепил шашку и, подойдя к двери, грозно спросил: «Кто там?»

Никто, это я только, Ваше Высокоблагородие, Фагарот - караульный, - пришел доложить вам, что вот тут стоит девушка - Юлия Каригарта, вся растрепанная и в слезах, как будто с ней приключилось ужасное несчастье.

Действительно, за дверью слышались женские всхлипывания.

Услыхав их, Мониподио отворил дверь. Он приказал Фагароту вернуться в караульный дом и в другой раз не сметь так громко стучать в дверь, что тот обещал исполнить…

В то время как Мониподио отечески журил караульного за слишком сильный стук в дверь, в комнату вошла Каригарта, девушка из разряда тех же особ, с которыми капитан собирался весело провести время. Волосы у нее были распущены, лицо все в синяках, и, лишь только она вошла в комнату, как упала на пол… 06е гостьи капитана бросились ей на помощь. Облив лицо водой и расшнуровав ее, они увидали на груди тоже много синяков. Как только девушка пришла в себя она стала кричать:

Да поразит Правосудие Бога и короля этого бессовестного разбойника, труса, мошенника, которого я уже не раз спасала от виселицы, хотя у этого молокососа еще молоко не обсохло на губах. Что я за несчастная женщина! Посмотрите на меня, - я потеряла свою молодость и красоту ради такого негодяя и неисправимого бездельника!

Успокойся, Каригарта, - сказал Мониподио, - я, ведь здесь и готов оказать тебе полное правосудие. Расскажи, в чем дело. Ты потратишь на свой рассказ больше времени, чем я на наказание твоего обидчика. Скажи, ты серьезно с ним поссорилась и хочешь, чтобы я за тебя отомстил ему, тогда скажи только слово…

Поссорилась! Я бы очень была рада только поссориться! Я скорее готова отправиться в ад, чем сесть с таким мерзавцем за один стол или лечь с ним вместе в кровать!

И подняв платье до колен, даже немного выше, она показала свои ляжки, которые были все в грязи и синих полосах, затем продолжала:

Вот полюбуйтесь, как меня отделал этот негодяй Реполидо, который обязан мне больше своей матери! И вы знаете за что? Разве я дала ему малейший повод? Ровно никакого! Он избил меня за то только, что проигравшись до последнего гроша, этот разбойник послал ко мне Кабрило, чтобы я прислала ему тридцать реалов, а я дала только двадцать четыре. И одному Богу известно, как тяжело они мне достались! Вместо того, чтобы отблагодарить меня, он решил, что я точно украла из той суммы, которую он надеялся получить в своем пылком воображении… Сегодня утром он увел меня в дальние поля, что за королевскими садами; там под одним каштановым деревом раздел меня совершенно донага и, сняв с себя свой ременный пояс, не смотря на мои мольбы и крики, стал безжалостно пороть меня им по чем попало; он даже не снял с пояса пряжек!.. Драл он меня до тех пор, пока я не потеряла сознание. Вот полюбуйтесь на следы такой ужасной порки!..

Мониподио обещал, что обидчик будет жестоко наказан, как только его разыщут и приведут сюда.

Не бойся, Каригарта, у меня длинные розги и я шкуру ему спущу!

Одна из барышень, гостей капитана, стала также утешать Каригарту и говорить ей:

Я бы многое дала, чтобы со мной случилось подобное с моим другом; не забывай Каригарта, что кто сильно любит, тот сильно и наказывает! Когда наши бездельники секут нас или просто колотят, - значит они нас любят… Сознайся, после того, как он тебя избил до полусмерти, я уверена, он тебя приласкал разочек?

Как, разочек?! Да ты очумела! Он уговорил идти домой и мне даже показалось, что у него были слезы на глазах после того, как он меня так жестоко выпорол.»

Инквизиция! Вот слово, при произнесении которого у вас, невольно в воображении рисуются картины самых жестоких сцен!

Мы знаем, как изобретателен был ум по части пыток.

Китайцы, как известно, считающиеся мастерами по части причинения страданий преступникам, не в состоянии были изобрести решительно ни одного самого ужасного истязания, которое не было бы в ходу в страшных тюрьмах, где были заключены еретики.

Иногда она пускала в ход другую штуку, если замечала, что субъекта можно поймать на удочку. По совету все того же своего сутенера, она приобрела якобы художественное биде, роскошно разрисованное. Этот инструмент был разбит на несколько кусков и искусно склеен, но довольно слабо и совершенно незаметно. Временный поклонник, которому она любезно предлагает сделать свой туалет в ее кабинете, конечно, для обмывания усаживается на стоящее на виду биде, которое в ту же секунду разваливается на кусочки, и он летит на пол страшно сконфуженный…

Разбитое биде никуда теперь не годится. Августина в сопровождении горничной на шум вбегает и участливо справляется, не поранил ли себя господин. Потом с глазами, полными слез, произносит:

Художественная вещь… дорогая память!…

При этом она начинает уже рыдать. Еще секунда и она поклялась бы, что биде досталось ей от матери!

Не плачьте, - говорит тот, - я вам куплю другое.

Такого не найти больше!

Тогда я вам заплачу за него!

На другой день утром наивный посетитель оставляет за разбитое вечером биде три фунта стерлингов (около 30 р.).

Хотя торговля рабами строго преследуется в Азии и в Африке, торговцы, поставщики для турецких гаремов, находят средства добывать человеческое мясо к услугам азиатских пашей.

В прежние времена владетельные особы содержали особых комиссаров, объезжавших Грузию и Кавказ вообще с целью похищения девушек, славившихся своей красотой, - для снабжения ими гаремов вышеупомянутых особ. Так как подобный варварский способ в наше время не практикуется, торговцы рабынями прибегают к другим средствам: они по прежнему охотятся за человеческой дичью, но вместо силы теперь пускают в ход обольщение, прельщая молодую девушку более или менее значительной суммой денег и стараясь уговорить ее бросить своих бедных родителей, чтобы жить в роскоши и безделье. Нередко также и родители продают своих дочерей этим торговцам человеческим телом.

Но так как громадное большинство таких девушек без всякого образования и очень невоспитанные, покупатели отправляют в особые учреждения, нечто в роде пансионов, где опытные женщины обучают их манерам и уменью держать себя в предстоящем им новом положении; благодаря этому ценность их значительно возрастает против того, если бы их продать немедленно после покупки.

Подобные воспитательные пансионы существуют, главным образом, в Малой Азии и Аравии, они представляют как бы склады женщин, черных и белых, всевозможных рас, - в распоряжении богатых мусульман.

Подобные учреждения могут быть посещаемы довольно свободно даже европейцами; за несколько золотых монет допускают осматривать эти оригинальные пансионы, обыкновенно устроенные с большой роскошью, так как нередко их посещают очень богатые особы - с целью лично выбрать женщину.

В таких учреждениях женщины считаются рабынями, а потому обращаются с ними очень строго. Разве не необходимо, чтобы будущий господин нашел полное и беспрекословное послушaние в той, которую он покупает для своего наслаждения? Вот почему, если которая-либо из них в чем-нибудь провинится, то она немедленно передается в руки евнухов, которые наказывают ее телесно.

В таком доме каждая рабыня спит на досках, покрытых только ковром, говорит корреспондент газеты «Стандарт», который провел четыре дня за большие деньги в таком учреждении и имел возможность наблюдать все порядки, на колени ей на ночь одеваются особые колодки, чтобы она привыкла спать неподвижно и не могла впоследствии будить своего будущего господина. Утром эти колодки снимаются.

После этого их всех одновременно гонят в особую комнату, где в полу понаделаны дыры, предназначенные для удовлетворения естественной потребности, которая удовлетворяется ими всеми одновременно.

После того, как они удовлетворили свою естественную потребность, их ведут в умывальную комнату, где их тщательно массажируют, а затем сажают в довольно горячую ванную; по выходе из которой они поступают в распоряжение педикюрш и маникюрш, которые служат им в то же самое время и горничными, причесывающими и одевающими их.

Если которая из рабынь заслужила своим поведением награды, то ей позволяют спать без колодок или даже с подругой, с которой она может забавляться разными чувственными наслаждениями, которые, для развития в ней сладострастия, сильно поощряются.

Наказания бывают исключительно телесные и очень жестокие; тут можно встретить самую варварскую утонченность с чисто дьявольской жестокостью.

Для наказаний имеется особая комната. В ней находятся всегда наготове всевозможные орудия наказания: ременные плети, веревочные плети, длинные прутья, лежащие в воде, для сохранения гибкости, волосяные щетки, стальные цепочки, снабженные более или менее тяжелыми гирями и т.д.; посреди комнаты стоит скамья, на которой наказывают, довольно широкая и снабженная кольцами, крючками, веревками, ремнями; один вид подобной скамьи наводить ужас…

Обыкновенно за небольшой проступок дается не более двадцати ударов по обнаженному телу розгами или плетью, - главное при наказании, чтобы ни по одному месту тела не пришлось два удара и кожа не была бы повреждена. За более важные проступки подвергают всевозможным истязаниям, продолжая заботиться о целости кожи. Подвергают и значительно большему числу ударов розгами или плетью, но тогда, опять же с целью сохранения кожи, секут через мокрые простыни, которые во время наказания меняют несколько раз.

После двадцатого удара или вообще после окончания наказания розгами или плетью наказанную относят в соседнюю ванную комнату, где ее немедленно погружают в холодную ванну.

При корреспонденте, находившемся в соседней ванной комнате и наблюдавшем через отверстие, наказывали трех провинившихся женщин.

Наказание происходило в присутствии владельца дома и производилось тремя евнухами. Наказанных приводили по очереди. Все они послушно ложились на скамью и вообще давали все делать с собой перед наказанием, но во время наказания неистово кричали… Вот описание экзекуции:

«Первой привели наказывать девушку совсем ребенка еще. Она была в одной рубашке. Около скамьи стоял с розгами в руках один евнух и часто ими зловеще свистел в воздухе. Девушка, видимо, что-то хотела объяснить, но ей не дали и два евнуха быстро уложили ее на скамейку и привязали. Было удивительно грустно смотреть на обнаженную девушку, лежавшую привязанной на скамье.

Как только евнухи привязали ее, то отошли в сторону. К ней близко подошел владелец и стал что-то скоро говорить…

Евнух с розгами отошел на шаг от скамьи и смотрел, как собака, в глаза владельцу. Затем, вероятно, тот велел начать ее сечь, потому что евнух свистнул розгами в воздухе и ударил по телу. Свист резкий, отвратительный. Раздался нечеловеческий крик и на теле легла красная полоса.

Через каждые пять ударов евнух переходил на другую сторону скамьи, меняя при этом каждый раз розги. Считал удары другой евнух. Мгновение между ударами казалось мне целым часом. Когда ей дали двадцать ударов, то евнухи быстро отвязали девушку, она встала и стала что-то говорить владельцу. Все время, пока ее пороли, она неистово орала односложными звуками, произнося какие-то слова между ударами… Когда она встала и стала говорить, то лицо у нее было бледное-бледное, видимо она силилась улыбнуться, но у нее выходила какая-то жалкая гримаса. По знаку рукой владельца, ее увели и через несколько секунд привели другую.

Эта была высокая, уже вполне сформировавшаяся девушка черкешенка. На ней лица не было… Девушку заметно колотила дрожь, она как-то беспомощно оглядывалась, словно затравленный заяц… Владелец несколько раз повторил громко одно слово, - переводчик перевел корреспонденту, что он говорить ей „ложись».

В это время один евнух, уходивший, вернулся с двумя простынями, намоченными в воде. По объяснение переводчика, значило, что ее будут очень строго наказывать…

Но она не ложилась, тогда два евнуха взяли ее, подняли на руки, положили на скамейку и привязали. Владелец опять сказал что-то, оказавшееся приказанием дать ей двести ударов. Даже переводчик сказал: «Больно много, - большая вина у нее!»

Снова свист, дикие крики, причитания в промежутки между ударами, теперь полос не было видно, а только судорожные вздрагивания тела.

Эта наказанная сама уже не могла встать со скамьи, - ей помогли евнухи, которые и увели ее, поддерживая…

Наконец, привели третью, приблизительно такую же девушку, как вторая. Эту не раз ложили на скамейке. Она была подвергнута истязанию грудей, после этого наказана на скамейке плетью и, как и две ранее наказанных, посажена в холодную ванну. Последняя, во время истязания, впала в обморочное состояние…»